Республика попов - [108]

Менкина еще долго метался бы взглядом по газетным столбцам, по огромным заголовкам, если б турист не заговорил снова:

— Бомба, а? Нет, предусмотрительный человек, у кого в голове хватает шариков, лучше в горы уйдет — на прогулку… Вот и вы, гляжу, решили, как я, прогуляться… Кто его там знает…

— Откровенно говоря, и я удрал, так уж дела сложились, — ответил Менкина. — Только ошибку, ох, большую я допустил ошибку — не успел мешочек сложить…

Турист понял, вынул и подал Менкине пару порядочных бутербродов с маслом и копченой колбасой. Менкина уж и не стал распространяться о том, что он думает по поводу мировых событий — просто принялся за сытную еду. Вместе с хлебом он глотал телеграммы Словацкого агентства печати, которое на почтительном расстоянии поспешало за главной ставкой вермахта.

22 июня. Известие об объявлении состояния войны между империей и СССР попало в Братиславу в ранний час. С раннего утра в здании правительства царило оживление. У министра внутренних дел… В коридорах правительственного здания мы видели министра национальной обороны. Ведущие деятели — на капитанском мостике государства. Начальник Центрального управления государственной безопасности отдал распоряжение…

Улицы словацкой столицы Братиславы в эти утренние часы имели обычный воскресный вид. Приезжали люди из провинции, входили в церкви и выходили из них, экскурсии отправлялись за город. Множество богомольцев двинулось в Мариаталь. На набережной Дуная, так же как и на площади перед Национальным театром царило довольно праздничное настроение. Никакой нервозности нельзя было заметить.

Хотя словацким властям постоянно приходилось иметь дело с агентами Москвы, — потому что, конечно же, именно в Словакии, больше чем где бы то ни было, усердствовали коммунисты, — этим диверсантам не удалось распространить в нашем народе коммунистическую заразу. Под видом самых разнообразных представителей в Словакию являлось все больше и больше агентов, которых захватывали с поличным во время их подрывной деятельности. Распространение листовок удушено в зародыше.

Словакия очищена от большевистской заразы!

Со всей Словакии поступают сообщения, что народ в городах и деревнях спокойно принял известие о начале войны. Из разговоров явствует, что люди убеждены в том, что теперь будет положен конец подрывной работе коммунистов, что это есть и было самым искренним желанием всего…

Приказ на этот день заканчивался словами: «Атакующие соединения продвинулись… Разлагающая деятельность Коминтерна в Германии…»

Томаш Менкина не ночевал дома и следующую ночь. Еще несколько дней он наслаждался свободой. С Мартинских горных лугов ходил он в Тураны, к Дарине, и, повидавшись с ней, возвращался обратно. В те же дни отстрадала свое мать Дарины; Паулинка Гусаричка, как и передавала, нашла службу в другом месте. О Лычко не было ни слуху ни духу, однако воззвание коммунистической партии попало к нему в руки через мать Лычкову.

Лишь после всего этого Менкина соизволил показаться в Жилине.

Искали ли его? — Конечно! Две ночи подряд поднимали с постели привратника Сагульчика, искали Томаша, комнату его всю переворошили. А Томаш уже знал, кому и для чего он так вдруг понадобился. Он и не удивился, когда дядя сказал, что его ждет мобилизационная повестка. Чему ж тут удивляться? Человек, подозреваемый в симпатиях к коммунистам, должен либо сидеть за решеткой, чтоб не заражать всех вокруг себя, либо отправляться на фронт… Не было иного выбора для Томаша. И он предпочел казарму тюрьме.

«Кто истребит, выжжет до корня коммунистическую нечисть, тот сослужит нации бессмертную службу. Тот не словак, тот не славянин, кто стал большевиком. Мы будем вести с ними беспощадную борьбу до конца. Мы вырежем, каленым железом мы выжжем из тела нации большевизм, как чумную язву», — такими словами разжигал солдат поп-президент, глава государства, отправляя их на Восточный фронт. Кровожадной воинственностью этого попа вздулись глотки тысяч ораторов и проповедников, кровавились страницы газет, хрипели, захлебывались кровью рупора на углах улиц.

В ту ночь, когда должен был уйти на фронт первый эшелон, на косогоре, напротив вокзала в Жилине, появилась огромная звезда. Ее вырезали в траве — коммунисты! — кто же еще? Солдатики в вагонах приветствовали ее первыми залпами.