Решающее лето - [49]

Я зажег сигарету и насильно сунул ей в рот.

— Благодарю. Я сейчас успокоюсь. Что бы сказал Джонни, если бы узнал, что я пришла к вам? Но я не могла иначе, хотя мне теперь и стыдно.

Наоми была спокойной, уравновешенной женщиной, вовсе не склонной к истерике.

— Что случилось, Наоми? Может, все не так плохо, как вам кажется?

— Да, да, возможно. — Она немного успокоилась. Очевидно, страшное видение за окном исчезло.

— Клод, не правда ли, многие в наши дни добывают деньги не совсем честным путем, вернее, просто нечестным? Ведь их вынуждают к этому обстоятельства, правда? Джон ненавидит нищету, он не хочет, чтобы я в чем-либо нуждалась. Ведь в этом есть какое-то оправдание, как вы считаете?

— Что он натворил? — спросил я.

Она узнала это неделю назад, совершенно случайно. Филд разговаривал с кем-то по телефону — это был нескончаемый разговор, а Наоми собиралась к друзьям в пригород Лондона и ей необходимо было узнать расписание, поездов. Опасаясь, что она уже пропустила нужный ей поезд и пропустит следующий, она поднялась к соседке, с которой была едва знакома, и попросила разрешения позвонить на вокзал Ватерлоо. Соседка провела ее в гостиную и оставила одну. Наоми подняла трубку. Каким-то необъяснимым образом телефон квартиры Филдов подключился к телефону соседки, и Наоми невольно услышала все, о чем говорил Джонни со своим собеседником.

— Я положила бы трубку, если бы не слова, которые меня насторожили. Я решила дослушать до конца. Вы вправе презирать меня, Клод.

Наоми, женщина неглупая и разумная, долгое время не задавала себе вопроса, откуда это их неожиданное благополучие Ей было ясно, что у мужа появились «свободные» деньги, но, спрашивая его об этом, она не очень настаивала, чтобы он объяснил, как и откуда они появились. Она удовлетворялась его полушутливыми недомолвками.

Разговор, который она случайно подслушала, Джонни вел с неким Макнамарой — провалившимся на выборах кандидатом от партии социалистов. Теперь он был личным секретарем у члена парламента — лейбориста. Из разговора Наоми стало ясно, что Макнамара передает ее мужу какую-то информацию, а тот в свою очередь передает ее еще кому-то. Затем они поровну делят деньги, которые им платят за эти услуги.

Я был поражен тем, как быстро подтвердилась моя почти фантастическая версия, и буквально онемел от удивления и неожиданности. Наоми, решив, что я потрясен поступком ее мужа, тут же поспешила добавить:

— Я не знаю, что это за информация, но я уверена, что он ничего не делает плохого. Сама мысль о том, что Джонни может… О, что мне делать, Клод? Он ничего не подозревает, а я не могу сказать ему…

Она умолкла, затем робко спросила:

— Вы не могли бы осторожно намекнуть ему?.. Я хочу сказать, намекнуть, что надо немедленно прекратить это… — Она снова умолкла. — О, я понимаю, вы не можете этого сделать.

— Разумеется, не могу.

— Но как, по-вашему, что он делает? Ведь Джонни не способен на что-то дурное!.. Вы ведь знаете, он так щепетилен…

— На вашем месте я бы забыл об этом, Наоми.

— Нет, я не могу забыть. Ведь я люблю Джонни. — Наоми в эту минуту, должно быть, казалась себе романтическим воплощением Жанны д’Арк. — Мысль о том, что с ним может случиться что-то плохое, приводит меня в ужас, и кроме того… Нет, вы не должны считать меня ханжой, Клод, но я ненавижу ложь и нечестность, даже в мелочах. Я не выношу, когда не возвращают мелкие долги, или хотят проехать на автобусе без билета, или выудить чужую монету из автомата… — Она попыталась засмеяться. — Очевидно, я сказала глупость… особенно об автомате… — Она снова умолкла. — Да, я понимаю, вы не можете сказать ему. Только не говорите мне, Клод, что я должна все забыть. Не такой совет мне сейчас нужен.

— Вы сами знаете, что вам надо делать, Наоми.

— Нет, не знаю.

— Знаете. Самое лучшее — это сказать ему все и потребовать объяснения.

— Я не могу. — Она сцепила зубы и сжала руки на коленях так сильно, что обозначились побелевшие суставы.

— Почему не можете? Я не верю, что у вас не хватит мужества. Вы всегда были сильнее его. Он слаб и податлив, как трава, Наоми, и от этого вы никуда не уйдете.

— Я не могу сказать ему, — ответила она, — ведь если он узнает, что я ему не верю, то сам потеряет веру в себя. А ведь это то, что я ему дала. Ему необходимо верить в себя больше, чем кому-либо другому. Я не имею права отнять у него эту веру.

— Хорошо, — сказал я, — тогда забудьте обо всем.

Она поднялась в полном отчаянии, собираясь уйти, и дошла уже до двери, когда я наконец решился.

— Наоми, я знаю, чем занимается Джон. Не спрашивайте, как я об этом узнал, но я знаю. Он продает секретную информацию прессе, и если все станет известно, это грозит ему тюрьмой.

Лицо Наоми стало серым; я испугался, что она потеряет сознание.

— Поэтому вы должны немедленно сказать ему все и, добавьте, что я тоже об этом знаю. Скажите, что, если он не прекратит это, я сообщу его начальнику и начальнику этого, как его — Макнамары, тоже. Сделаю я это или нет — не так уж важно. Только постарайтесь внушить ему, что я обязательно это сделаю.

— Но разве вы… — прошептала она еле слышно, — разве вы хотите быть замешанным в этом?..