Res Publica. Русский республиканизм от Средневековья до конца XX века - [225]

Поддержание стабильности позднего советского республиканского строя настоятельно требовало модернизации идеологии — поиска адекватных когнитивных установок, рационализации институтов, правовой легитимации режима и обеспечения преемственности власти. Исчерпание мобилизационного потенциала коммунистического мифа и революционной харизмы советского режима на завершающей стадии его существования стало следствием процессов глобализации, информационного обмена и распространения идеологии прав человека, мощно заявивших о себе с окончанием Второй мировой войны и особенно в последней трети ХХ в. Противостоять этим вызовам призвана была новая трактовка советского республиканизма как «общенародного государства», последовательно эволюционирующего в особую разновидность «социалистического правового государства». Однако данный вектор понимания республиканизма сталкивался с базовыми принципами легитимирующей формулы советского государства, требуя наполнения их новым идеологическим содержанием.

Попытка реанимации коммунизма в виде принятия его как правовой фикции, предпринятая в период оттепели, быстро выявила непригодность идеологических постулатов как основы конституционного конструирования. Неопределенность правовых «правил игры» в советской политике, ставшая очевидной в ходе критики культа личности и свержения Хрущева (внутрипартийный переворот 14 октября 1964 г.), дезориентировала элиту и таила опасность новой тирании. Это определило направления разработки теоретических основ советского конституционализма 1970 — начала 1980‐х гг.: введение эвфемизмов «общенародного государства», «расширения социалистической демократии» и «социалистической законности» как возврат к «ленинским нормам». Поиск новой легитимирующей формулы власти проходил в деятельности Конституционной комиссии, которая началась в период оттепели 1960‐х гг. (Конституционный проект 1964 г.), но завершилась только через 15 лет с принятием Конституции СССР «развитого социализма» 1977 г.

Нежелание партийно-бюрократической элиты поступиться идеологическими принципами, с одной стороны, и растущее опасение утраты власти, с другой, вели к общей непродуктивности реформационных инициатив, в течение десятилетий имитировавших полноценную конституционную и законодательную работу компульсивной административной деятельностью. Общим итогом деградации политической системы стал кризис советской модели республиканского устройства — отказ от ее идеологии, правовых и политических институтов в период перестройки (1985–1990) и, как результат, — распад СССР в 1991 г.

Идеология и программа политических реформ периода оттепели (1961–1964)

Интуитивное ощущение необходимости «переучреждения» советских республиканских институтов формируется в эпоху десталинизации конца 1950‐х — начала 1960‐х гг.[1847] Главная особенность несостоявшейся Конституции 1964 г. заключается в стремлении юридически оформить и кодифицировать идеологические изменения периода оттепели. Эти изменения, связанные с ограниченной демократизацией однопартийного режима без отказа от его фундаментальных основ, нуждались в легитимации и правовом выражении. Выход был найден в идее возврата к истокам коммунистической идеологии, так называемым «ленинским нормам», представленным якобы в первых советских конституциях, но искаженным и утраченным будто бы в период сталинизма[1848].

Попытка конституционализации коммунизма связана в целом с поиском альтернативы модели сверхцентрализованной машины государственного управления, сбои которой стали ощущаться уже в послевоенный период, когда (в 1946–1948 гг.) началось закрытое обсуждение новой редакции партийной программы и конституционной реформы, направленной на осторожную дебюрократизацию системы. Идея зафиксировать коммунизм в конституционном праве была публично выдвинута Н. С. Хрущевым по итогам победы над сталинистами на XXI съезде КПСС (1959 г.). Работа над проектом новой Конституции, начавшаяся с 1961 г., завершилась подготовкой ее проекта в 1964 г.[1849], но была приостановлена более чем на десятилетие после свержения Хрущева Октябрьским пленумом ЦК КПСС 1964 г. Хрущев был отстранен от власти, и вопрос о Конституции оказался отложен более чем на десятилетие. Данная уникальная попытка юридически зафиксировать коммунистическую утопию определила основное противоречие Конституции Хрущева, но одновременно — интерес обращения к представленной модели переустройства советской системы — модели, ставшей затем импульсом идеологии перестройки М. С. Горбачева.

Отправной точкой реформ Советской республики должны были служить положения новой, третьей Программы КПСС, обещавшей введение коммунизма и переход от диктатуры к «общенародному государству», которые предполагалось оформить и зафиксировать в виде правовых норм[1850]. Изначально доминировали следующие идеи: новая Конституция «развернутого строительства коммунизма» должна была, во-первых, быть не чисто идеологическим документом, но составлять «базу для дальнейшего развития советского законодательства»; во-вторых, отразить существование «социалистического лагеря» и «принцип мирного сосуществования стран с различными социальными системами»; в-третьих, подтвердить «принцип партийного руководства советским обществом и государством» при возрастающей роли партии; в-четвертых, быть Конституцией не только государства, но и общества, отражая переход от диктатуры к общенародному государству. При обосновании этого положения использовался эвфемизм «широкого развития демократизма», означавший «все более широкое привлечение трудящихся к управлению общественными делами, к руководству хозяйственным культурным строительством — как главное направление в развитии социалистической государственности, создающее условия для ее перерастания в коммунистическое общественное самоуправление»