Репортажи из-под-валов. Альтернативная история неофициальной культуры в 1970-х и 1980-х годах в СССР глазами иностранных журналистов, дополненная интервью с ее героями - [42]
4 февраля в газете Washington Post появилась статья Кевина Клоуза[100] о последовавших за выходом «Метрополя» давлении и угрозах, исходящих от Союза писателей в СССР в отношении пяти членов редколлегии и других лиц, причастных к выходу альманаха. Через две недели после его выхода чиновники отделов надзора за печатной и кинопродукцией стали быстро изымать из обращения и проката фильмы, пьесы, прозу и статьи, как-либо связанные с авторами альманаха. Василий Аксенов, главный редактор «Метрополя», сообщил в интервью корреспонденту, что против него развернута кампания по обвинению его в желании быстро завоевать известность на Западе с целью последующей легкой эмиграции. Аксенов уже несколько раз посещал западные страны, его произведения переводились на английский язык, однако, по его словам, у него нет никакого намерения получать разрешение на эмиграцию. «Они стараются разъединить нас с помощью этих обвинений, заставить авторов порвать со мной, — сказал он. — Мы сильны только вместе, и наша главная задача — не допустить размежевания».
Ссылаясь на Аксенова, Клоузе также сообщает о восьми копиях альманаха, две из которых уже всплыли на Западе, где есть планы на публикацию русского и английского изданий. Содержание «Метрополя», по словам журналиста, аполитично, однако журнал нарушает правила советской цензуры, и в нем можно найти высказывания на тему сексуальных отношений, утверждения о существовании души и критику правительственного надзора за искусством.
12 февраля газета Neue Zürcher Zeitung публикует заметку «Спор среди художников-эмигрантов». Речь в ней вновь идет о выставке в муниципальном музее в Бохуме под названием «Двадцать лет независимого искусства в Советском Союзе». Здесь, пишет неведомый журналист, как и на предыдущих выставках советских художников в изгнании в Турине и Венеции, опять разгорелся спор (правильнее сказать, «скандал с потасовкой») между группировками Александра Глезера[101], отстаивающего фигуративную линию, и Льва Нусберга, отстаивающего конструктивистскую линию советского искусства (как тут не вспомнить прекрасного Джонатана Свифта!). Ясно, что борьба между этими отрицающими друг друга группировками шла тогда из-за стараний Глезера удержать монополию на рынке.
Однако выставка в Бохумском музее, пишет автор, как раз собиралась показать, что советское эмигрантское искусство состоит не только из групп вокруг Нусберга и Глезера. Многие художники, несмотря на конфликт, уже решили подарить одну-две работы музею, и директор музея Петер Шпильманн надеется получить в итоге около 50 работ, с тем чтобы в публичном Музее Бохума сформировалась самая большая коллекция картин советских эмигрантов в Федеративной Республике Германии.
По свидетельству культуролога Сабины Хэнсген[102], эта выставка способствовала началу в Бохумском университете многих исследовательских проектов, направленных на изучение и репрезентацию независимого советского искусства в Германии и формирование его архива при университете. «Наши профессора Карл Аймермахер, Ганс Гюнтер организовывали выставки в сотрудничестве между университетом и музеем. Это нас вдохновляло, и через наших профессоров мы вошли в контакт со старшим поколением неофициальной культурной сцены: В. Сидуром, Э. Штейнбергом, В. Янкилевским, И. Кабаковым. Но вскоре мы пошли своим путем: в то время как предыдущее поколение больше концентрировалось на традиционных художественных жанрах (живопись, рисунок, скульптура), мы стали искать в СССР новые жанры и медиа: перформанс, мультимедийные работы со звуком и видео…»
14 марта в газете Neue Zürcher Zeitung появилась аналитическая статья Катрин Майер-Руст под заголовком «Московская художественная сцена — между подвалом и салоном». Автор справедливо отмечает, что за последние годы шум вокруг выставок так называемых нонконформистов поутих. Многие политически активные художники и коллекционеры (Рабин, Неизвестный, Нусберг, Костаки, Глезер и др.) эмигрировали, что привело к смещению дискуссии о неофициальном российском искусстве на Запад. «В самом Советском Союзе, — заявляет Майер-Руст, — помимо некоторого уровня общественной усталости, нельзя не отметить ослабление диктата властей, что способствовало успокоению ситуации». Этому способствовал и Горком художников-графиков, который «в течение многих лет предлагал своего рода черный ход к этому девиантному искусству» и позволил выпустить пар из котла с бурлящими неофициалами. Действительно, в 1979–1980 годах вследствие вышеозначенных причин в среде оставшихся в СССР художников наступил период некоторой апатии, приведший к усилению рефлексии, поиску иных путей для развития и переходу у многих к такой умозрительной деятельности, как философские семинары, написание статей, мемуаров и т. п.
