Репетиция любви - [24]

…Мне все время приходили на память моменты нашего счастья, например как мы сидим на скамейке и, повернувшись друг к другу полубоком, уплетаем пирожные, кажется, корзиночки. Мы смотрим друг на друга, надкусываем тесто, начинка разламывается пополам и грозит выскользнуть из песочного гнезда, а мы оба пытаемся удержать ее, выпячивая верхнюю губу и хохоча друг над другом. После того как мы оба закончили, я удовлетворенно и крепко поцеловал Киру в губы, съев последние крошки на ее губах и закрепляя этим, как печатью, нашу общую тайну, будто мы прошли некое испытание на прочность.

…Я открывал бумажник, в котором была фотография Киры, и, лежа с бутылкой и дымящейся сигаретой на кровати, пьяными глазами всматривался в ее изображение. Она была первой девушкой, фотографию которой мне захотелось поместить в рамку и носить каждый день в своем нагрудном кармане. Однажды я все-таки решился сам снять Киру на пленку. Как-то я вернулся домой, а Кира сидела и слушала музыку в наушниках. Ее глаза были закрыты, а на лице, как солнечные зайчики, мелькали тени неуловимых молниеносных эмоциональных разрядов. Я остановился и стал смотреть на нее, а потом инстинктивно потянулся за фотоаппаратом. Она вздрогнула от вспышки, открыла глаза, и я, воспользовавшись ее замешательством, сделал еще несколько кадров. Они получились действительно прекрасными: ее изумленный взгляд, полуоткрывшиеся влажные губы и вся она, еще не проснувшаяся от музыки… Эти фотографии были одними из самых моих удачных снимков, не только потому, что это были фото моей любимой девушки и я субъективно переоценивал их, а потому, что мне удалось запечатлеть пороговое состояние человека, находящегося между двумя мирами: еще не «там», но пока и не «здесь». В этих фотографиях будто соединились два наших внутренних влечения: словно кадр застывшей музыки души. Теперь же я лежал и думал, что зря сделал этот снимок, как бы прекрасен он ни был, потому что мое желание сделать Киру объектом искусства отняло у меня жизненную реальную Киру, а время, остановившееся в тот момент, лишило нас будущего.

…А может быть, это тот шаманский кельтский ритуал связал меня так, что у меня теперь нет возможности вынести все это? Возможно, это колдовство разрушится ровно через один год и один день, и тогда я буду свободен? Потом я начинал размышлять о словах того молодого человека на церемонии, и мне начинало казаться, что все закономерно: Кира должна была исчезнуть. Словно это был период какого-то внутреннего очищения, через который я должен был пройти в полном одиночестве. Когда Кира вдруг неожиданно появилась в моей жизни, я бы назвал это периодом крушения. Мне казалось, что все старое рушится с оглушительной силой. У меня было ощущение, что я стою под градом падающих балок, щебня, кирпича… Однако этот распад вызывал у меня в душе жуткую эйфорию и восторг, предвкушение Чего-то нового… А сейчас вдруг наступила жуткая тишина. Мне казалось, что я иду по стеклянному коридору, ощупью пробираясь к кружку света впереди, который я слабо различал.

…Я пытался уговорить себя и математически разложить свое состояние по составляющим. «Жизнь до» «минус Кира» = «правильная жизнь». «Жизнь после» «минус Кира» — «неправильная жизнь». Вопрос: как уравнять «жизнь до» и «жизнь после» и привести их к общему правильному знаменателю, при условии «минус Киры»? Уравнение не получалось. Все дело было в том, что Кира поменяла мою жизнь не в количественном, а в качественном плане. Выходило, что мне нужна только «жизнь после» «плюс Кира». Только тогда это будет «правильная жизнь».

Кира, Кира, Кира, Кира, Кира, Кира, Кира, Кира, Кира, Кира, Кира, Кира, Кира, Кира, Кира, Кира, Кира, Кира, Кира, Кира, Кира, Кира, Кира, Кира, Кира, Кира, Кира, Кира, Кира, Кира, Кира, Кира, Кира, Кира, Кира, Кира, Кира, Кира, Кира, Кира, Кира, Кира, Кира, Кира, Кира, Кира, Кира, Кира, Кира, Кира, Кира, Кира, Кира, Кира, Кира, Кира, Кира, Кира, Кира, Кира, Кира, Кира, Кира, Кира, Кира, Кира, Кира, Кира, Кира, Кира, Кира, Кира, Кира, Кира, Кира, Кира, Кира, Кира, Кира, Кира, Кира, Кира, Кира, Кира, Кира, Кира, Кира, Кира, Кира, Кира, Кира, Кира, Кира, Кира, Кира, Кира, Кира, Кира, Кира, Кир

Ее имя раздробило мне мозг. Я повторял его, словно ковыряя еще незажившую ранку до крови, не давая ей затянуться. Однажды я сидел верхом на стуле, как прежде, и вот так повторял ее имя до отупения, как вдруг явственно увидел ее. Она словно материализовалась из воздуха и повисла перед моим лицом как голограмма. Картинка была цветной, и я разглядел, что она была одета в розовую майку и белые шорты и сидела, сложив ноги по-турецки. Наклонившись, она писала что-то на песке обломком ракушки. Приглядевшись, я разобрал свое собственное имя. Кирилл. От неожиданности я моргнул, и образ рассеялся. Я был уверен, что действительно видел в тот момент Киру. И я знал, что она в этот же самый момент сидела где-то и думала обо мне, так же, как и я о ней.

После этого видения я реально испугался за собственный рассудок. Еще немного, и мне придется обратиться к психиатру. Я решил, что мне побольше нужно находиться среди людей, и лучше всего тех, что не станут задавать лишних вопросов. Мой брат как нельзя лучше подходил на эту роль. Я стал часто ходить к нему, мы даже не разговаривали, и он ни о чем не спрашивал, что я очень ценил. Лишь иногда я ловил его беспокойный взгляд, но всем своим видом показывал, что не в состоянии обсуждать какие бы то ни было темы. Меня поражало, насколько хорошо он меня понимал, я ведь ничего ему не объяснял. Он даже не удивился, с чего это я вдруг так к нему зачастил и чем объясняется такое мое состояние. Возможно, он предполагал, что у меня неприятности с Кирой или на работе, а не спрашивал потому, что предоставлял право мне самому начать говорить на эту тему. В тот момент я, как никогда, оценил замкнутость его натуры и неразговорчивость. Я просто приходил к нему и смотрел телевизор в его комнате, и мне становилось хорошо и спокойно на какое-то время.