Репетиция любви - [23]

Наши фотографии.

Наши диски.

Наши книги.

Наш чайник.

Наш диван.

Приглашаем вас на нашу свадьбу…

Решено, подумал я, завтра сделаю Кире официальное предложение. И не будет больше никаких гостевых, пробных, коммунальных, открытых и закрытых браков. Никаких суррогатов и симуляторов. Только настоящее.

* * *

А назавтра Кира исчезла. До этого она два дня ночевала у себя дома, потому что в их танцевальном клубе «Грибоедов» шли какие-то репетиции, и она возвращалась очень поздно, и так как мосты уже разводили, ехала в свою квартиру. С утра я позвонил ей, чтобы поговорить с ней в новом качестве. В качестве человека, собирающегося сделать предложение любимой женщине. Внутри у меня все так и пело. Я хотел проверить, догадается ли она по голосу, что во мне что-то изменилось. Поэтому, когда ответом мне были долгие гудки в трубке, я, конечно, испытал разочарование и даже несколько обиделся, решив, что, пожалуй, помучаю ее несколько дней, прежде чем скажу ей обо всем. Однако самого худшего я тогда не подозревал. Я напевал себе под нос, пока брился. Мое счастье было таким всеобъемлющим, что ничто меня не могло огорчить — ни затупленная бритва, ни ссадины, которые оставались на щеках вследствие плохого бритья и которые начинали кровоточить, так что мне постоянно приходилось отдирать куски ваты и останавливать кровь.

Потом я вспоминал, что тот день начал складываться как-то странно с самого утра. Во-первых, в дверь постучала наша надоедливая соседка и стала жаловаться, что в ее ванной капает вода сверху, потом, когда я выбрасывал мусор по дороге, эта же идея пришла еще кому-то в голову одновременно со мной, только этот кто-то был этажом выше и мимо меня со страшным грохотом промчалась куча мусора, обдав меня пылью и неприятным запахом, затем у меня не завелась машина, и мне пришлось взять такси, на работе оказалось, что отчет, который я прикрепил в пятницу к электронному сообщению и послал начальству, не дошел до адресата, и теперь это самое начальство грозно вопрошало меня, где этот самый отчет. Однако, повторяю, ничто не могло развеять моего благостного настроения. Я хочу жениться на Кире. Я действительно этого хочу. И не на год, не на два. Навсегда. Это была мысль дня. Она же сама сказала, что я должен сказать ей об этом, как только буду готов. Поэтому, разобравшись с делами, я купил цветы и поехал к Кире. По дороге один из цветков сломался, но я опять не обратил на это внимания. Стоя у двери ее квартиры, я слушал гулкие звонки внутри. В первый раз ее черная дверь почему-то напугала меня и показалась угрожающей. Замочная скважина ощетинилась, словно сторожевая собака, когда я попытался в нее заглянуть. Я упорно нажимал на кнопку звонка, посылая жалобные сигналы по ту сторону двери, а они отдавались там совсем другой интонацией и звучали как-то издевательски, как пародия на самих себя. В душе у меня начало накапливаться какое-то немое отчаяние. Я посидел на ступеньках, выкурил пару сигарет. Потом засунул цветы за ручку и решил пойти прогуляться. Когда я вернулся, мои цветы валялись на коврике, рассыпавшись по грязному полу ярким веером укора.

Я звонил ей и завтра, и послезавтра, но все было безрезультатно. Она исчезла, не оставив записки и не объяснив ничего на прощанье. Ее родственники, у которых я оборвал все телефоны, сообщили мне, что она уехала отдыхать, так как в институте были каникулы, но не сказала куда.

Я был раздавлен, оглушен, уничтожен. Мне казалось, я схожу с ума. Теперь, куда бы я ни пошел, за мной повсюду следовала ее тень. На какую бы девушку я ни взглянул, мне все время чудилась в ней Кира.

…За этот период я превратился в отшельника. Я перестал бриться, отпустил бороду и длинные волосы, ходил по дому в старье и ел что попало. Я стал пить, много курить и, хуже всего, разговаривать сам с собой. Глядя на себя в зеркало, я представлял, что разговариваю с Кирой, и, словно заведенный, повторял фразы, которые мы говорили друг другу, будто пытаясь поверить в то, что они когда-то действительно звучали. Я представлял свое лицо «ее глазами», пытался представить себе те чувства, которые она испытывает или не испытывает ко мне, и понять, понять, понять… Потом я пытался отрепетировать то, что скажу ей при встрече и какие упреки брошу ей в лицо. Я не понимал, что сделал не так, и все перебирал в памяти все наши встречи и разговоры, пытаясь обнаружить в них хоть какой-то прокол с моей стороны. Мне казалось, что Кира все это время вела со мной какую-то игру, возможно, ту, что и я пытался вести с ней, — «заинтриговать, приручить, исчезнуть». Похоже, я попался на собственный крючок.

…Иногда мне казалось, я придумал Киру, что ее на самом деле никогда и не существовало, а я когда-то нарисовал ее на бумаге, а потом она каким-то волшебным образом ожила, вторглась в мою жизнь, поставила ее с ног на голову, а потом как ни в чем не бывало вернулась в свою бумажную страну. Я чувствовал, будто в моем сердце свернулся комочком милый пушистый котенок, который поминутно вытягивал лапки и выпускал коготки, Я испытывал страстную нежность к пушистому клубочку, однако его коготки с невинным и непокоряемым упорством царапали мне сердце. Куда исчез ее колокольчиковый смех, пыльца одуванчиков в бусинках глаз и милый, моему лишь сердцу понятный наклон головы, по легкости напоминавший колыхание бутончика мака на ветру? Без Киры мне было неуютно и холодно, как будто никогда и не было той мягкой дремотной теплоты, обволакивающей нас обоих теплым одеялом.