Репетиция Апокалипсиса - [19]

Значит, кресты на могилах не просто символ. Даже если под ним лежит нехристь, встать из-под креста он, она, оно не в силах. Я всегда думал, что могилы — это не просто хранилище. Это дверь. И открываться она может при разных обстоятельствах в обе стороны. А меня, стало быть, нанимают в привратники, в швейцары…

— Привратник — это поэтично, — согласился Джалиб, — ты же понимаешь: чему быть, того не миновать. У вас там в последней части Книги всё уже написано. К чему затягивать? Опять же — не согласишься ты, Макарушка, на таких царских условиях, — он кивнул на выходящую из моря, и дух у меня снова захватило, в голову ударила кровь, — мы с каким-нибудь бичом за флакон водки и пачку «Примы» сторгуемся.

— Если б могли сторговаться, ты бы меня тут не ублажал, — выдавил я, с усилием опуская глаза.

Мне хотелось её видеть. Видеть бесконечно. Пусть даже не прикасаться. Не разговаривать с ней. Просто видеть. Сидеть на этом берегу и смотреть, как она входит в лазурную гладь и, подобно Венере Боттичелли, выходит из моря. Что я готов был отдать за это тридцать лет назад? Всё! Абсолютно всё! Даже душу, потому что не знал её цены. Никто не предложил обмена.

— Ну? — поджимал бес.

— Гну, — только-то и мог ответить я.

— Я понимаю, что в моё честное слово ты не поверишь, но в Книге-то написано…

— Что этот залив может превратиться в огненное озеро, — вздохнул я.

— Данный пейзаж к этой вселенной никакого отношения не имеет. Что ты, как Иванушка-дурачок из русской сказки, ищешь, как выкрутиться и ещё приз при этом получить? — Джалиб явно начинал нервничать, правильнее сказать, беситься.

Одним взмахом руки он свернул видение. В глазах его снова засверкали молнии. Кошачьи усы встопорщились. Крылья африканского носа загуляли.

— Решай!

Если у человека нет сил, надо попросить их у Бога. В это я верил всегда. Душа свернулась в комочек и упала на самое дно сердца… Так, что эхо покатилось по гулкой пустоте сознания. Я зарыдал. У меня даже не слёзы, у меня ручьи полились из глаз.

— Господи, помоги!.. — крикнул я, сползая с кресла. — Господи, помоги!.. — стоя на коленях, я давился собственными рыданиями и просил последней защиты: — Господи, помоги, нет у меня больше сил! Господи, я всю жизнь прожил напрасно, но я Тобой создан! Помоги мне, Господи!.. Господи, прости и помоги!..

Со стороны города ударил колокол. Я знал его голос. Я не перепутал бы его ни с каким другим. Главный голос на колокольне у Храма Воскресения Христова. Мерно, удар за ударом, его мягкий бронзовый баритон рассеивал серое марево ночи. То, что с востока надвигалось на город, не совсем походило на обычное утро, но это было хоть какое-то подобие рассвета. А колокол пел и пел, и бес, мучивший меня, на глазах съёжился, сжался, буквально вспыхнул, точно головка спички, и, чмокнув всасывающим его пространством, исчез.

— Подумай, я вернусь… — услышал я последние слова Джалиба.

Колокол бил. И благовест, и набат. Обессиленный, я упал на родную кладбищенскую землю».

4

— Колокол! Бабушка, колокол! Слышишь?!

Галина Петровна не торопясь села в кровати, с любовью посмотрела на внучку.

— Да слышу, слышу. К заутрене, что ли, так рано? Вроде не так как-то…

Даша вскочила, стала открывать окно.

— Я же говорю: ночью что-то случилось. Точно тебе говорю. Во всём городе.

— Ну, если случилось, то уже случилось. Главное — мы с тобой на месте, сейчас чаю попьём, потом будем со всем разбираться.

— Рассвет-то какой-то необычный. Точно не рассвет, а марево.

Но Галина Петровна не смотрела в окно, а прислушивалась.

— Это не Феодосий звонит. Точно не Феодосий, — насторожилась она. — Неумёха какой-то звонит. Не поймёшь, набат или благовест. Скорее набат.

— Зачем?

— Если набат, значит, созывают всех.

— Мы туда пойдём?

— Чаю-то надо выпить. Не пост, поди.

— Ага, чаю, — усомнилась Даша, — электричества до сих пор нету. Газ, интересно, подают или нет? — Она чуть не вприпрыжку бросилась в ванную комнату. — Бабушка! — закричала оттуда. — И воды нету! Я как на улицу без душа пойду? Умыться и то нечем!

— Это у тебя нечем, — проворчала в ответ Галина Петровна, — а мы люди невзгодами учёные. У меня в бытовке нашей несколько пятилитровых бутылок набрано. И умыться, и готовить хватит. Там и эта, — наморщила лоб, вспоминая, — керосинка.

— Ты прямо как на случай войны…

— На всякий случай. Думала, грешным делом, китайцы до нас дойдут. А они, глянь, в другую сторону всей своей армадой попёрли. Ещё читала в журнале, помню, что сейчас должны всё решать небольшие мобильные части, а тут на тебе, выкуси — мобильные части по пять миллионов, да ещё и при ракетах, танках и самолётах. В наше-то время про китайскую армию анекдоты рассказывали…

— Баб, а почему они на нас не пошли?

— А зачем? У тебя глаза-то вроде не китайские, разуй ещё шире, коли не видишь. Их тут уже столько, что без войны победили. Хорошо, что ещё по нашим законам жили. Да крестились многие. Очень многие крестились. Они там победят, а здесь просто свою территорию объявят, и не пикнет никто.

— Вроде звонить перестали, — прислушалась Даша.

— Надо быстрее туда идти.

— Может, такси вызовем? Далеко ведь.