Рельсы жизни моей. Книга 1. Предуралье и Урал, 1932-1969 - [27]

В один из тёплых солнечных дней после обеденного перерыва отару овец выпустили из своего помещения и пригнали на пастбище к небольшому оврагу. Рядом на поле работала бригада пахарей. Я был в их числе. Мой участок был крайним, ближе к лесу, рядом с пасущейся отарой. Вдруг я оторопел: из овражка выскакивает волк и хватает молодую овцу. Сначала он попытается закинуть её себе на хребет, но тщетно. После чего хватает жертву за бок и тащит в сторону леса. Пастушки попрятались кто куда, а овцы сбились в кучу. Рогатых баранов, которые смело дерутся между собой и бьют в ворота, тоже не видно. Я оказался ближе всех к этой драме и с криком побежал за волком и его ношей. Овечка оказалась для зверя тяжеловата, и он притормозил, пытаясь тащить добычу волоком. Но я был уже близко. Волк бросил добычу, оскалился и зарычал на меня. Я остановился, не рискнув идти на зверя с голыми руками, но запустив в него комом земли. Как ни странно, волка это напугало и он убежал в сторону леса. Тут подошли другие пахари. Овца была ещё жива. У бывшего фронтовика Романа Ворончихина нашёлся нож, и он прирезал раненую овечку. Куда потом дели мясо, кто его съел вместо волка, мне неведомо.

* * *

В ненастные, дождливые дни, когда нельзя работать в поле, мы не сидели дома, а ходили летом по землянику и малину, осенью – по грибы. По малину я ходил со старшей кузиной Юлей в Потёмкинский лес, это где-то три с половиной километра от нашей деревни. Обувью нам служили лапти, сплетённые из липовой коры. Одежда – повседневная, рабочая. Тогда мы не знали о непромокаемых плащах, зонтах и резиновых сапогах. Мокли, но не простывали. Потёмкинский лес относился к деревне Потёмкино. Часть леса, где находился малинник, была огорожена. Крупных деревьев здесь было немного, в основном рос кустарник. В этом месте хозяйничал Миша Потёмкинский, который нападал на ягодников из чужой деревни. По слухам, это был юноша 16–17 лет, он ездил верхом и у него был кнут. Если кто уже набрал ягоды – он отбирал, а кто сопротивлялся, того мог и кнутом «огреть». А тех, кто ягод ещё не набрал, прогонял за ограждение. Возможно, эти кусты малины и были кем-то когда-то посажены, но нам про это было неизвестно. Мы с Юлей никого не боялись. Она была смелая девушка, да и я с ней что-то значил. Как бы то ни было, с Мишей мы ни разу не встречались. Иногда в хорошую погоду мы ходили рано утром, на зорьке, и до работы успевали набрать по туеску – бидончику. Возможно, нам везло, а может, злодей Миша вообще был мифическим персонажем. Я предполагал, что деревня Потёмкино когда-то была собственностью графа Потёмкина. На эту мысль меня навела дорога – тракт, который проложен от железнодорожной станции Балезино до деревни Потёмкино. Тракт был длиной около двадцати километров, и ещё километра полтора до места, где мы лакомились малиной. Вполне можно было предположить, что в прошлом это был сад.

Рядом с деревней Потёмкино, метрах в двухстах по тому же тракту находилась деревня Лебеди. В ней прежде всего обращали на себя внимание добротные дома. А ещё там жили родственники моего папы. Мы ещё до войны гостили у них пару раз. Приезжали на лошади, ночевали и вечером следующего дня отправлялись домой. По гостям, в основном, ездили зимой, лошадей не жалели. До Лебедей всего-то 5 километров, можно было и пешком дойти, но брали лошадь на целые сутки. Видимо, такая была традиция. Больше всего из угощения тогда мне понравился чай с сахаром и топлёными сливками. Позже, когда не стало отца, я иногда проходил по этой деревне и с любопытством смотрел на дом с белыми наличниками, в котором мы гостили, когда я был ещё маленьким. Но став постарше, я уже не осмеливался туда зайти. Я даже не знал, какое родство у нас с ними. Через Лебедей я ходил на железнодорожную станцию Балезино. Летом 1945 года мама меня «откомандировала» для покупки материала на платья моим сёстрам Венере и Фаине. Утром в одиночку я пешком отправился в путь. Идти 25 километров. Дошёл нормально, но на рынок уже не успел, он закрылся. И я направился в гости к Сусловым. Знал, где они живут, так как с родителями у них бывал.

Тётя Анфиса, добрейшая женщина, старшая сестра моей мамы. Её муж, Семён Суслов, вернулся с войны в 1944 году по ранению. У него была раздроблена челюсть. В госпитале ему её кое-как собрали, но получилось криво. Он дома сапожничал, и этим ремеслом кормил всё своё многочисленное семейство. Детей у них было семеро – это были мои двоюродные братья и сёстры. Старший Павел погиб на фронте. Он был лётчиком-истребителем. Вторая была Алевтина – красавица. Третьим был Виктор; говорили, что он уехал в Ставропольский край. Дальше был Владимир – умница, но инвалид, передвигавшийся на костылях. Следом – Роза, моя ровесница. Шестым был Миша (он потом работал штурманом гражданской авиации). И седьмой, последней, была девочка Таня. И в такое многочисленное семейство «привалил» я. Меня приняли хорошо, сытно накормили. А под вечер мы с ребятами вышли на большую поляну играть в лапту. Из Сусловых были Миша и Роза, остальные – мальчишки и девчонки из соседних домов. В эпизодах этой игры «водящим» – полевым игрокам обеих команд – приходится бежать со всех ног навстречу друг другу. При этом надо следить, чтобы в тебя не попали мячом. И в такой ситуации зачастую случаются казусы. Две команды бежали навстречу друг другу, и девочка из команды соперника, стремясь избежать столкновения со мной, свернула в сторону. Беда в том, что я тоже свернул в ту же сторону. Со всего маху мы ударились друг в друга! Было смешно и больно. Но этот эпизод мог бы и забыться, если бы через некоторое время не повторилась «ударная встреча» с той же девочкой и с тем же результатом. Это было уже не смешно, а пожалуй, грустно – настоящий рецидив.