Рельсы жизни моей. Книга 1. Предуралье и Урал, 1932-1969 - [258]

* * *

У нас появилось новшество. На локомотивах стали устанавливать радиосвязь. В одной из кабин размещалось радиооборудование, а трубки имелись в обеих кабинах. На крышу установили наружную антенну.

Вскоре я выехал на новом электровозе на линию.

Глава 135. ЖИТЕЙСКИЕ БУДНИ

Поскольку у нас с Раей ожидалось прибавление семейства, мой брат Женя перешёл жить в общежитие. А у нас третьи жильцом стал маленький человечек – Николка. Надо сказать, ночами он нас почти не тревожил. Всё самое «интересное» происходило днём. Как-то дали ему клочок газеты. Он тут же принялся его рвать, сопровождая процесс громким криком. Эта реакция нас настолько удивила и восхитила, что мы часто давали ему газету, пока он не сорвал голос.

1964 год мы встречали дома, без гостей. К празднику купили мороженой клубники. Ребёнку уже исполнилось четыре месяца, ну как было не дать ему попробовать? Он с удовольствием съел ягоду, и «попросил» ещё – это было видно по его глазам и движению губ и языка. Мы дали ещё. На следующий день у него начался понос, он стал плакать, видимо, болел животик. Родители мы были неопытные, но в больницу не пошли, а стали лечить ребёнка народными средствами. К счастью, ничего более серьёзного мы не натворили, болезнь отступила.

Молодая семья из нашей «коммунальной» квартиры переселилась в освободившуюся комнату соседнего дома. Я даже помогал переносить их вещи. С нами остались ветеран с супругой.

После нового года я пришёл на приём к начальнику цеха, чтобы узнать ситуацию с жильём.

– Когда я могу получить квартиру? – спросил я.

– Наверное, через год.

– А почему так долго?

– Мы сейчас расселяем улицу Шахтёрскую, а в следующем году очередь улицы Милицейской. Это рано или поздно должно случиться, поскольку она находится над богатой рудой, и карьер расширяется в этом направлении. Так что придётся вам немного подождать.

«Немного» для начальника мне казалось целой вечностью. Но я задал второй вопрос:

– Как устроить ребёнка в ясли?

– Пиши заявление. Я подпишу, а затем в профком.

Председатель профкома объяснил, где находится детский сад с ясельной группой. Оказалось, что это довольно далеко, почти на другом краю города. Но делать было нечего. Через нашу улицу пустили маршрутный автобусик, но он ходил редко и нерегулярно, и его приходилось долго ждать. Особенно неприятно было зимой. Иногда я возил Николку на санках. А когда я был на работе, его отвозить приходилось Рае. И с работы в течение дня она тоже ходила в ясли, чтобы кормить сыночка грудью. К счастью, её школа была от садика недалеко.

Купали Николку мы почти ежедневно в ванночке, сделанной из оцинкованного железа. Температуру воды мамочка проверяла локтем, опуская его в воду, которую нагревали в тазике на плите печки.

Коля очень любил свою маму и выражал это своеобразно – таскал её за волосы, сидя у неё на руках. Да так крепко вцеплялся своими малюсенькими ручками, что приходилось мне помогать в освобождении. Та же участь подстерегала бабушку Анну Николаевну, когда она приходила к нам и брала Колю на руки. Один из моментов освобождения бабушкой свой дочери от «дурно воспитанного мальчика» даже оказался запечатлён у нас на фотографии.

Время шло, мальчик рос. Был он очень «ранним»: в шесть-семь месяцев от роду уже знал свои игрушки по названиям, показывал указательным пальцем, где зайчик, где бегемотик, и даже где у бегемотика ротик. Первые слова он сказал в восемь месяцев. Чётко называл маму и почему-то шёпотом – папу. Ещё через месяц говорил уже довольно много слов.

В это время Рая покинула нас на целых двадцать дней. Она пропустила зимнюю сессию, и теперь ей предстояло сдавать экзамены и зачёты за весь второй курс. Николка остался без материнской ласки и грудного молока. У меня тоже был учебный отпуск для сдачи экзаменов в институте. Утром я отвозил на коляске Колю в ясли, а вечером забирал домой. Анна Николаевна иногда приходила к нам и готовила ужин, но ночевать никогда не оставалась. Я питался в основном в столовой, а вечером мы с Колей чем-нибудь перекусывали. Коленька сильно скучал по маме и часто её вспоминал. Я тоже скучал по своей Зайке. Как-то я дал сыну фотографию мамы. Он сначала внимательно её рассматривал, а когда узнал портрет, то стал гладить изображение своей ручкой, пытался поцеловать, говорил: «Мама, мама». Я отвлёкся от него буквально на минутку, а когда посмотрел снова, увидел, что он своими острыми зубками по маленькому кусочку отрывает нижний уголок фотографии. Эта фотография хранится у нас и поныне, как доказательство сыновней любви.

Наконец, наша мама Зая (я иногда её так называл) успешно сдала все экзамены и вернулась домой. К её приезду я тоже сдал свою сессию за второй курс СГИ. Мы были очень рады возвращению мамы. Она привезла набор красиво иллюстрированных детских карточек. Коле они очень понравились. На одной из них была изображена женщина на кухне, готовящая обед. Ребёнок спросил:

– Кто это?

– Тётя Мотя, – ответила мама, прочитав надпись на карточке.

– А что она делает?

– Кашу варит.

– Тётя Мотя кашу варит! – вот так он выдал нам в десять месяцев связное предложение, которое сам соединил из двух частей.