Реликвии тамплиеров - [95]
А между тем в нашей кильватерной струе появились мелкие рыбы, приплывшие пожрать остатки нашей ловли, а потом и более крупные, чтобы пожирать мелких. Крик, донесшийся с мостика, заставил меня метнуться туда, радуя возможностью передохнуть и бросить надоевший кусок песчаника, которым я скреб палубу. Низам указывал вниз, в воду, а Анна, мудро спрятавшаяся здесь с началом свары на палубе, пританцовывала от возбуждения, а может, и от страха, потому что когда я, следуя жесту Низама, выглянул за борт, то увидел странное и поразительное зрелище. Огромные серебристо-серые рыбины размером с дельфина метались, вспарывая поверхность воды, совершенно обезумевшие от крови макрели. «Акулы», — с ужасом сказал кто-то рядом со мной. Теперь я понял, почему моряки так боятся этих тварей, больше чем кого-либо еще. Я видел, как мелкая рыба мгновенно исчезала в огромных, широко раскрытых зубастых пастях; как острые морды вспарывали воду, кидаясь на других акул и даже на чаек, которые кружили прямо над ними. Потом Анна испустила крик, полный ужаса, а пара матросов отпрыгнула от леера ограждения. Гигантская серая тварь вонзилась прямо в середину месива. Она была размером с двух быков, поставленных один за другим, ее разинутую пасть величиной с дверь усеивал целый лес изогнутых, острых как иглы зубов. Но самым отвратительным казались глаза этого чудовища: два черных провала, уставленные словно бы прямо в ночь. В них не было никакого выражения, никакого блеска, ни единого признака того, что в этой беспощадной твари дремлет хоть искорка жизни. Будто ею движет одна только безжалостная ненависть ко всему живому. Она недолго дралась с другими акулами, превратив воду в кипящее красное месиво, а когда те либо удрали, либо погибли, обратила свой гнусный взгляд на нас и кинулась прямо на руль нашего корабля. Послышался глухой удар, палуба содрогнулась, Низам отлетел и упал. Румпель пошел гулять из стороны в сторону. А потом чудовище исчезло, нырнув в те мрачные глубины, которые считало своим царством. Я обернулся в надежде обрести поддержку своих товарищей и забыть эти проклятые глаза, и увидел, что Анна в страхе всем телом прижалась к Биллу.
Никак не могу выкинуть из головы воспоминание об этом. Весь остаток того длинного дня я скреб палубу, пока руки не онемели от непрерывной работы. Но мозг-то не онемел. Еще недавно он был практически мертв, ни на что не реагировал, а теперь вдруг проснулся и закрутился, как осиный рой, а желчный привкус ревности я только что на языке не ощущал. Если бы я озаботился проконсультироваться у Исаака, тот мог бы сообщить мне, что черная желчь меланхолии, отравлявшая мое существование, теперь вытеснена избытком желтой желчи, и в результате в моем организме так нарушился баланс «гуморов»[59], что я начал как маятник метаться из одной крайности в другую, и теперь этот холерический настрой гонит и гонит меня все дальше. Полагаю, он рассматривал всех нас как сборище сосудов, более или менее заполненных доброкачественными или злокачественными жидкостями, которые можно дополнять или сливать по его собственному усмотрению. Но я по глупости не стал его искать, а позволил этому зрелищу — Анна, прильнувшая к Биллу, — расти и расти, пока оно не превратилось сначала в нечто вроде светящегося образа Спаса Нерукотворного, а потом и вовсе обрело гигантские размеры, заполнив весь мой мир, словно нарисованное на нашем парусе. А что я, собственно говоря, увидел? Ничего особенного, просто обычное стремление обрести защиту перед лицом всепоглощающего ужаса. Да разве я сам никогда не ощущал такого? Нет, этот огромный образ ревности был продуктом моего собственного воображения, и только его одного, и, как любой художник, я начал добавлять к нему детали и подробности: Анна протянула руку к Биллу? Да, в моем воображении — протянула. Лицо Анны: она же повернулась лицом к нему — беспомощно, умоляюще? Точно, повернулась. Они обменялись взглядами, тайными, заговорщическими? Да, поглоти их обоих зубастая пасть ада, обменялись.
За этим последовал еще один день бесконечной работы на раскаленном добела солнце, потом еще один. И каждую ночь мне снились горькие сны. В итоге, однажды проснувшись, я обнаружил, что стало прохладнее, а с запада дует устойчивый ветер, а потом увидел Корсику справа по борту. Когда мы подошли ближе, остров превратился в высокую каменную стену, сверху прикрытую белым облаком. К полудню оно растаяло, обнажив целую коллекцию горных пиков, между которыми струились какие-то испарения. Внизу, в тени пиков, видимо, лежали городки, хотя мысль о том, чтобы жить в подобном заброшенном месте, заставила меня вздрогнуть. Низам указал мне на город Кальви и на Иль-Рус, Красный остров, а потом мы с некоторым трудом изменили курс и пошли на норд-норд-ост.
— Ветры в здешнем море переменчивые, — сообщил мне Джанни.
Подобно многим другим членам команды, он вел пиратскую жизнь и до того, как судьба забросила его на борт «Кормарана». Выходец из знатной венецианской семьи, однажды он убил в драке судью и вынужден был бежать от палачей дожа. Джанни долго занимался грабежами на берегах Италии вместе с бандой истрийских корсаров, потом воевал в отряде каталонских наемников на островах, мимо которых мы проходили несколько дней назад, прежде чем вверить свою судьбу «Кормарану», предварительно попробовав вести честную жизнь в Валенсии и чуть не превратившись в нищего.
Принятое Гитлером решение о проведении операций германскими вооруженными силами не являлось необратимым, однако механизм подготовки вермахта к боевым действиям «запускался» сразу же, как только «фюрер и верховный главнокомандующий вооруженными силами решил». Складывалась парадоксальная ситуация, когда командование вермахта приступало к развертыванию войск в соответствии с принятыми директивами, однако само проведение этих операций, равно как и сроки их проведения (которые не всегда завершались их осуществлением), определялись единолично Гитлером. Неадекватное восприятие командованием вермахта даты начала операции «Барбаросса» – в то время, когда такая дата не была еще обозначена Гитлером – перенос сроков начала операции, вернее готовности к ее проведению, все это приводило к разнобою в докладываемых разведкой датах.
После Октябрьской революции 1917 года верховным законодательным органом РСФСР стал ВЦИК – Всероссийский центральный исполнительный комитет, который давал общее направление деятельности правительства и всех органов власти. С образованием СССР в 1922 году был создан Центральный исполнительный комитет – сначала однопалатный, а с 1924 года – двухпалатный высший орган госвласти в период между Всесоюзными съездами Советов. Он имел широкие полномочия в экономической области, в утверждение госбюджета, ратификации международных договоров и т. д.
Книга «Дело Дрейфуса» рассказывает об обвинении капитана французской армии, еврея по национальности, Альфреда Дрейфуса в шпионаже в пользу Германии в конце XIX века. В ней описываются запутанные обстоятельства дела, всколыхнувшего Францию и весь мир и сыгравшего значительную роль в жизни французского и еврейского народов. Это первая книга о деле Дрейфуса, изданная в России. Она открывает перед читателем одну из самых увлекательных страниц истории XIX века. Автор книги, Леонид Прайсман, израильский историк, известен читателю своими монографиями и статьями об истории терроризма и Гражданской войны в России.
Далеко на востоке Англии затерялся край озер и камышей Рамборо. Некогда здесь был город, но теперь не осталось ничего, кроме руин аббатства и истлевших костей тех, кто когда-то его строил. Джоанна Хейст, незаконнорожденная с обостренным чувством собственного достоинства, живет здесь, сколько себя помнит. Гуляет в тени шотландских елей, штурмует развалины башни, разоряет птичьи гнезда. И все бы ничего, если бы не злая тетка, подмявшая девушку под свое воронье крыло. Не дает покоя Джоанне и тайна ее происхождения, а еще – назойливые ухаживания мистера Рока, мрачного соседа с Фермы Мавра.
Когда немецкие войска летом 1941 года захватили Екатерининский дворец, бывшую резиденцию русских царей, разгорелась ожесточённая борьба за Янтарную комнату. Сначала ее удалось заполучить и установить в своей резиденции в Кёнигсберге жестокому гауляйтеру Коху. Однако из-за воздушных налётов союзников на Кёнигсберг ее пришлось разобрать и спрятать в секретной штольне, где Гитлер хранил похищенные во время войны произведения искусства. После войны комната исчезла при загадочных обстоятельствах. Никакая другая кража произведений искусства не окутана такой таинственностью, как исчезновение Янтарной комнаты, этого зала из «солнечного камня», овеянного легендами.
Эта книга — повесть о необыкновенных приключениях индейца Диего, жителя острова Гуанахани — первой американской земли, открытой Христофором Колумбом. Диего был насильственно увезен с родного острова, затем стал переводчиком Колумба и, побывав в Испании, как бы совершил открытие Старого Света. В книге ярко описаны удивительные странствования индейского Одиссея и трагическая судьба аборигенов американских островов того времени.
Лорд Люсьен Сен-Клер, герой войны с Наполеоном, красавец, щеголь и покоритель женщин, легко вскружил голову подопечной лорда Карлайна, прекрасной мисс Грейс Хетерингтон. Но и Сен-Клер был покорен красотой девушки, ее прямодушием и искренностью. Впрочем, у него не было серьезных намерений в отношении Грейс, разве что добавить ее в качестве интересного экземпляра к его донжуанскому списку. Судьбе было угодно, чтобы ночью Люсьен по ошибке попал в спальню Грейс, и в самый неподходящий момент туда же заглянула леди Карлайн.
Гейбриел Фолкнер, герой войны, аристократ и красавец, неожиданно для себя унаследовал графский титул, огромные капиталы и… трех незамужних дочерей прежнего графа. Взвесив все за и против, новоиспеченный граф Уэстборн решает жениться на одной из них. Девицы, однако, отказывают ему. Более того, младшие сбежали из родового поместья, а старшая, леди Диана, без его разрешения явилась в Лондон. Гейбриел понимает, почему три его подопечные повели себя таким образом. Причина — в его прошлом. И вдруг Диана неожиданно соглашается стать его женой.
Ханна Мэллой, выросшая в богатой респектабельной семье, оказалась на улице, где не было не только комфортабельных отелей и шикарных магазинов, но и даже булыжных мостовых с аккуратными тротуарами и уличным освещением. Однако привел сюда девушку не злой рок, а непокорный нрав — она сбежала из-под венца, покинув буквально у алтаря ненавистного жениха, выбранного отцом, чтобы упрочить и без того процветающий семейный бизнес. Понимая, что отец не сдастся и наймет лучших сыщиков, чтобы вернуть беглую дочь, Ханна решает вступить в фиктивный брак.
Заключительная часть трилогии – «Черный тополь» – повествует о сибирской деревне двадцатых годов, о периоде Великой Отечественной войны и первых послевоенных годах.