Реликвии тамплиеров - [3]
Однако понадобился не один глоток восхитительного нива, какое найдешь только в «Посохе епископа», прежде чем я наконец повернулся к своим друзьям.
— Ну давай же, рассказывай! — потребовал Мартин де Галлис.
Я потянулся за новой кружкой и тут заметил, что рука у меня трясется уже не так сильно.
— Вы уж будьте так добры, проявите немного уважения к человеку, который только что смотрел в лицо смерти! — заявил я.
Теперь они просто сгорали от нетерпения.
— Я пошел к реке — облегчиться, — сказал я. — И когда возвращался назад, возле передних дверей какие-то пьяницы затеяли драку, так что я пошел к боковому входу. Вошел внутрь и увидел, что там по всему полу рассыпано золото, а потом на меня кто-то напал.
— Кто напал? — спросил Уильям.
— Какое золото? — спросил Альфред.
— Просто золото, — пояснил я. — Настоящее золото. Много золота. А потом этот сумасшедший… — Я замолчал. Этот мужчина, видимо, действительно был сумасшедший. Я вздрогнул. — Он вытащил нож, приставил острие мне к горлу и сказал, что ищет жадных людей.
— Таких, как мы! — воскликнул корнуоллец Оуэн. Я не обратил на него внимания.
— Он разрезал себе палец и брызнул мне в лицо собственной кровью. А потом я убежал.
Уильям из Морпета наклонился вперед и уставился мне прямо в глаза.
— У тебя и впрямь кровь на лице, — заметил он. — А как он выглядел, Пэтч?
Пэтч — это мое прозвище. Крестили-то меня Петроком, однако, когда я вылезал на свет Божий, повивальная бабка умудрилась ткнуть своим толстым корявым пальцем прямо мне в глаз и поставила здоровый фонарь. С тех пор я и стал Пэтчем[2]. Со временем синяк сошел, но прозвище осталось, так что если для всех остальных я брат Петрок, то для своих друзей по-прежнему Пэтч. А Билл — мой ближайший друг. Я сделал добрый глоток и описал того, кто на меня напал.
— Кажется, я его видел, — нахмурился Уильям. — Возле дворца епископа — он там ошивался. Выглядит как рыцарь…
— Ради всего святого, держись от него подальше! От него злом так и пышет! — резко оборвал его я и добавил, внезапно вспомнив про страшный клинок; — И еще у него мавританский нож.
Мои приятели так и уставились на меня с отвисшей челюстью. И тут мне стало тошно — от всего пережитого, да и от них тоже.
— Пойду-ка я отсюда… — поднялся я и нетвердым шагом направился к выходу, на ходу оглянувшись — они так и сидели, разинув рты, все, кроме корнуолльца Оуэна, который тут же потянулся за моим пивом. На улице между тем стало холодно. Луна скрылась, зато небо усеяли блестящие звезды. Мое жилище находилось на том берегу, и я направился к мосту. Улицы были пусты. Тут я понял, что рубашка моя взмокла от пота, так что от липкого холода я весь пошел гусиной кожей. Позади послышались быстрые шаги, и чья-то рука схватила меня за плечо. Сердце подпрыгнуло и бешено заколотилось — уже второй раз за нынешний вечер. Я обернулся.
— Постой-ка, Петрок. — Это был Уильям из Морпета.
Я довольно долго слепо смотрел на него, не узнавая. Потом кровь немного успокоилась и в ушах перестало шуметь. Так мы и стояли, держа друг друга за одежки, пока я снова не обрел способность говорить.
— Во имя Иисуса Христа и Богоматери, Билл! Так же до смерти напугать можно! Я ж со страху чуть не обмочился!
Уильям крепко сжал мне плечо, потом отпустил. На его покрытой оспинами морде застыло озабоченное выражение, и теперь, когда страх прошел, я даже рад был его компании.
— Будешь приманкой, Пэтч. Хочу сам посмотреть на этого типа с мавританским ножом, — заявил он, обнимая меня. И мы пошли к мосту.
Как я уже упоминал, Билл — мой ближайший друг. Остальные из нашей компании — просто приятели, случайные товарищи. С ними хорошо проводить время (а у Мартина де Галлиса, бастарда одного из королевских придворных, можно иногда и деньжат подзанять), но Билл единственный чего-то стоит. Остальные, вечно по уши налитые пивом тугодумы, обижались на наши тесные отношения и иной раз даже посмеивались над нами, вероятно, потому что сами не были в большом восторге друг от друга. Дразнили нас «баранами», видать, в честь того, что мы оба из семей овцеводов, да еще и блеяли в виде приветствия, а мы не обращали внимания. Должен признаться, в сущности, они не были такими уж скверными или злыми, просто вели себя как дети, которые готовы замутить чистую лужу, просто чтобы полюбоваться на дело своих рук. Не сомневаюсь, что каждый из них добился успеха — получил хороший, жирный приход и теперь властвует в нем, задирая юбки перезрелым женушкам своих прихожан и пропивая и проедая плоды их честных трудов. Валяйте, ребята, продолжайте в том же духе. Желаю удачи.
А вот Билл искал удовольствий в одиночку и без оглядок на строгости канонического права. Мы с ним были вылеплены из разного теста: он всегда все знал, а я был полный невежда в своей невинности, хотя это не совсем верно. Билл тоже был невинным по-своему и бросался в пьяный разгул, по шлюхам и в драки со страстью ребенка, но не падшего, не заядлого грешника. Может, именно поэтому мы и стали друзьями. Потому что он никогда не пытался совратить меня, завлечь в свои грешные забавы, а я, в свою очередь, не находил в себе сил отругать его или хотя бы осудить от чистого сердца.
Похъёла — мифическая, расположенная за северным горизонтом, суровая страна в сказаниях угро-финских народов. Время действия повести — конец Ледникового периода. В результате таяния льдов открываются новые, пригодные для жизни, территории. Туда устремляются стада диких животных, а за ними и люди, для которых охота — главный способ добычи пищи. Племя Маакивак решает отправить трёх своих сыновей — трёх братьев — на разведку новых, пригодных для переселения, земель. Стараясь следовать за стадом мамонтов, которое, отпугивая хищников и всякую нечисть, является естественной защитой для людей, братья доходят почти до самого «края земли»…
Человек покорил водную стихию уже много тысячелетий назад. В легендах и сказаниях всех народов плавательные средства оставили свой «мокрый» след. Великий Гомер в «Илиаде» и «Одиссее» пишет о кораблях и мореплавателях. И это уже не речные лодки, а морские корабли! Древнегреческий герой Ясон отправляется за золотым руном на легендарном «Арго». В мрачном царстве Аида, на лодке обтянутой кожей, перевозит через ледяные воды Стикса души умерших старец Харон… В задачу этой увлекательной книги не входит изложение всей истории кораблестроения.
Слово «викинг» вероятнее всего произошло от древнескандинавского глагола «vikja», что означает «поворачивать», «покидать», «отклоняться». Таким образом, викинги – это люди, порвавшие с привычным жизненным укладом. Это изгои, покинувшие родину и отправившиеся в морской поход, чтобы добыть средства к существованию. История изгоев, покинувших родные фьорды, чтобы жечь, убивать, захватывать богатейшие города Европы полна жестокости, предательств, вероломных убийств, но есть в ней место и мрачному величию, отчаянному северному мужеству и любви.
Профессор истории Огаст Крей собрал и обобщил рассказы и свидетельства участников Первого крестового похода (1096–1099 гг.) от речи папы римского Урбана II на Клермонском соборе до взятия Иерусалима в единое увлекательное повествование. В книге представлены обширные фрагменты из «Деяний франков», «Иерусалимской истории» Фульхерия Шартрского, хроники Раймунда Ажильского, «Алексиады» Анны Комнин, посланий и писем времен похода. Все эти свидетельства, написанные служителями церкви, рыцарями-крестоносцами, владетельными князьями и герцогами, воссоздают дух эпохи и знакомят читателя с историей завоевания Иерусалима, обретения особо почитаемых реликвий, а также легендами и преданиями Святой земли.
Биологическое оружие пытались применять еще в древнем Риме, когда при осаде городов за крепостные стены перебрасывались трупы умерших от чумы, чтобы вызвать эпидемию среди защитников. Аналогичным образом поступали в средневековой Европе. В середине 1920-х, впервые в мире, группа советских бактериологов приступило к созданию биологического оружия. Поздним летом 1942 года оно впервые было применено под Сталинградом. Вторая попытка была в 1943 году в Крыму. Впрочем, Сталин так и не решился на его масштабное использование.
Мы едим по нескольку раз в день, мы изобретаем новые блюда и совершенствуем способы приготовления старых, мы изучаем кулинарное искусство и пробуем кухню других стран и континентов, но при этом даже не обращаем внимания на то, как тесно история еды связана с историей цивилизации. Кажется, что и нет никакой связи и у еды нет никакой истории. На самом деле история есть – и еще какая! Наша еда эволюционировала, то есть развивалась вместе с нами. Между куском мяса, случайно упавшим в костер в незапамятные времена и современным стриплойном существует огромная разница, и в то же время между ними сквозь века и тысячелетия прослеживается родственная связь.
Лорд Люсьен Сен-Клер, герой войны с Наполеоном, красавец, щеголь и покоритель женщин, легко вскружил голову подопечной лорда Карлайна, прекрасной мисс Грейс Хетерингтон. Но и Сен-Клер был покорен красотой девушки, ее прямодушием и искренностью. Впрочем, у него не было серьезных намерений в отношении Грейс, разве что добавить ее в качестве интересного экземпляра к его донжуанскому списку. Судьбе было угодно, чтобы ночью Люсьен по ошибке попал в спальню Грейс, и в самый неподходящий момент туда же заглянула леди Карлайн.
Гейбриел Фолкнер, герой войны, аристократ и красавец, неожиданно для себя унаследовал графский титул, огромные капиталы и… трех незамужних дочерей прежнего графа. Взвесив все за и против, новоиспеченный граф Уэстборн решает жениться на одной из них. Девицы, однако, отказывают ему. Более того, младшие сбежали из родового поместья, а старшая, леди Диана, без его разрешения явилась в Лондон. Гейбриел понимает, почему три его подопечные повели себя таким образом. Причина — в его прошлом. И вдруг Диана неожиданно соглашается стать его женой.
Ханна Мэллой, выросшая в богатой респектабельной семье, оказалась на улице, где не было не только комфортабельных отелей и шикарных магазинов, но и даже булыжных мостовых с аккуратными тротуарами и уличным освещением. Однако привел сюда девушку не злой рок, а непокорный нрав — она сбежала из-под венца, покинув буквально у алтаря ненавистного жениха, выбранного отцом, чтобы упрочить и без того процветающий семейный бизнес. Понимая, что отец не сдастся и наймет лучших сыщиков, чтобы вернуть беглую дочь, Ханна решает вступить в фиктивный брак.
Заключительная часть трилогии – «Черный тополь» – повествует о сибирской деревне двадцатых годов, о периоде Великой Отечественной войны и первых послевоенных годах.