Реликвии тамплиеров - [3]

Однако понадобился не один глоток восхитительного нива, какое найдешь только в «Посохе епископа», прежде чем я наконец повернулся к своим друзьям.

— Ну давай же, рассказывай! — потребовал Мартин де Галлис.

Я потянулся за новой кружкой и тут заметил, что рука у меня трясется уже не так сильно.

— Вы уж будьте так добры, проявите немного уважения к человеку, который только что смотрел в лицо смерти! — заявил я.

Теперь они просто сгорали от нетерпения.

— Я пошел к реке — облегчиться, — сказал я. — И когда возвращался назад, возле передних дверей какие-то пьяницы затеяли драку, так что я пошел к боковому входу. Вошел внутрь и увидел, что там по всему полу рассыпано золото, а потом на меня кто-то напал.

— Кто напал? — спросил Уильям.

— Какое золото? — спросил Альфред.

— Просто золото, — пояснил я. — Настоящее золото. Много золота. А потом этот сумасшедший… — Я замолчал. Этот мужчина, видимо, действительно был сумасшедший. Я вздрогнул. — Он вытащил нож, приставил острие мне к горлу и сказал, что ищет жадных людей.

— Таких, как мы! — воскликнул корнуоллец Оуэн. Я не обратил на него внимания.

— Он разрезал себе палец и брызнул мне в лицо собственной кровью. А потом я убежал.

Уильям из Морпета наклонился вперед и уставился мне прямо в глаза.

— У тебя и впрямь кровь на лице, — заметил он. — А как он выглядел, Пэтч?

Пэтч — это мое прозвище. Крестили-то меня Петроком, однако, когда я вылезал на свет Божий, повивальная бабка умудрилась ткнуть своим толстым корявым пальцем прямо мне в глаз и поставила здоровый фонарь. С тех пор я и стал Пэтчем[2]. Со временем синяк сошел, но прозвище осталось, так что если для всех остальных я брат Петрок, то для своих друзей по-прежнему Пэтч. А Билл — мой ближайший друг. Я сделал добрый глоток и описал того, кто на меня напал.

— Кажется, я его видел, — нахмурился Уильям. — Возле дворца епископа — он там ошивался. Выглядит как рыцарь…

— Ради всего святого, держись от него подальше! От него злом так и пышет! — резко оборвал его я и добавил, внезапно вспомнив про страшный клинок; — И еще у него мавританский нож.

Мои приятели так и уставились на меня с отвисшей челюстью. И тут мне стало тошно — от всего пережитого, да и от них тоже.

— Пойду-ка я отсюда… — поднялся я и нетвердым шагом направился к выходу, на ходу оглянувшись — они так и сидели, разинув рты, все, кроме корнуолльца Оуэна, который тут же потянулся за моим пивом. На улице между тем стало холодно. Луна скрылась, зато небо усеяли блестящие звезды. Мое жилище находилось на том берегу, и я направился к мосту. Улицы были пусты. Тут я понял, что рубашка моя взмокла от пота, так что от липкого холода я весь пошел гусиной кожей. Позади послышались быстрые шаги, и чья-то рука схватила меня за плечо. Сердце подпрыгнуло и бешено заколотилось — уже второй раз за нынешний вечер. Я обернулся.

— Постой-ка, Петрок. — Это был Уильям из Морпета.

Я довольно долго слепо смотрел на него, не узнавая. Потом кровь немного успокоилась и в ушах перестало шуметь. Так мы и стояли, держа друг друга за одежки, пока я снова не обрел способность говорить.

— Во имя Иисуса Христа и Богоматери, Билл! Так же до смерти напугать можно! Я ж со страху чуть не обмочился!

Уильям крепко сжал мне плечо, потом отпустил. На его покрытой оспинами морде застыло озабоченное выражение, и теперь, когда страх прошел, я даже рад был его компании.

— Будешь приманкой, Пэтч. Хочу сам посмотреть на этого типа с мавританским ножом, — заявил он, обнимая меня. И мы пошли к мосту.

Как я уже упоминал, Билл — мой ближайший друг. Остальные из нашей компании — просто приятели, случайные товарищи. С ними хорошо проводить время (а у Мартина де Галлиса, бастарда одного из королевских придворных, можно иногда и деньжат подзанять), но Билл единственный чего-то стоит. Остальные, вечно по уши налитые пивом тугодумы, обижались на наши тесные отношения и иной раз даже посмеивались над нами, вероятно, потому что сами не были в большом восторге друг от друга. Дразнили нас «баранами», видать, в честь того, что мы оба из семей овцеводов, да еще и блеяли в виде приветствия, а мы не обращали внимания. Должен признаться, в сущности, они не были такими уж скверными или злыми, просто вели себя как дети, которые готовы замутить чистую лужу, просто чтобы полюбоваться на дело своих рук. Не сомневаюсь, что каждый из них добился успеха — получил хороший, жирный приход и теперь властвует в нем, задирая юбки перезрелым женушкам своих прихожан и пропивая и проедая плоды их честных трудов. Валяйте, ребята, продолжайте в том же духе. Желаю удачи.

А вот Билл искал удовольствий в одиночку и без оглядок на строгости канонического права. Мы с ним были вылеплены из разного теста: он всегда все знал, а я был полный невежда в своей невинности, хотя это не совсем верно. Билл тоже был невинным по-своему и бросался в пьяный разгул, по шлюхам и в драки со страстью ребенка, но не падшего, не заядлого грешника. Может, именно поэтому мы и стали друзьями. Потому что он никогда не пытался совратить меня, завлечь в свои грешные забавы, а я, в свою очередь, не находил в себе сил отругать его или хотя бы осудить от чистого сердца.