Реликвии тамплиеров - [11]

Шрифт
Интервал

порубили на мелкие куски, и знал, что целительную силу ее мощей весьма почитали деревенские старухи, но никогда особенно о ней не думал. Моим любимым святым всегда был святой Христофор, его образок носил мой отец; именно его я всегда воображал шагающим по нашим пустошам, несущим на спине Спасителя через протоки и топи. Святая Евфимия жила и погибла в Бейлстере, и ее культ процветал в этом городе, который я не любил и отнюдь не желал в нем оставаться. Тем не менее, держа в руках эту реликвию, когда лишь тонкий золотой футляр отделял мою плоть от плоти давно умершей женщины, я ощущал, как ее сила и власть тонкими уколами пробиваются сквозь металл. Я закрыл глаза и вознес ей молитву, потом еще раз, и перед мысленным взором мне вдруг предстала моя мать. Странным образом успокоенный и ободренный, я повернул обратно и наткнулся на человека с искаженным негодованием лицом.

— Что ты натворил?! — спросил он сдавленным голосом. — Как ты посмел… как посмел?!

Я был в ужасе. Дьякон, к тому же весьма молодой, должно быть, находился в ризнице и слышал наш с сэром Хьюгом разговор. А я был так увлечен, что и не заметил, как он тихонько подобрался ко мне сзади. Он, видимо, решил, что я обычный вор и самый распоследний из безбожников и святотатцев.

— Я исполняю приказание епископа, — запинаясь, ответил я.

— Епископа? Что у тебя общего с епископом, мальчик?! — Если раньше дьякон выглядел просто шокированным, то теперь он явно разъярился.

— Я пришел сюда с сэром Хьюгом де Кервези, дворецким его преосвященства. Он просил меня принести ему ковчежец с десницей святой Евфимии. Она нужна епископу.

— Нет тут никакого дворецкого! — заявил дьякон. Да и я, посмотрев поверх его плеча, никого не увидел. Видимо, сэр Хьюг присел где-то на лавку.

— Он не хотел сам подходить к алтарю, хотя имеет разрешение, — в отчаянии стал объяснять я. — Епископу нужна эта рука. А я — Петрок из Онфорда, приехал сюда из Бакфеста в Девоне и теперь учусь здесь, в соборной школе. Пожалуйста, — продолжал я, чувствуя, что сейчас заплачу как несчастный ребенок, — я вовсе не хотел ничего плохого. Сэр Хьюг может за меня поручиться.

— Будь он проклят, этот сэр Хьюг! — рявкнул дьякон. — Давай сюда руку!

— Пожалуйста, сэр, это чистая правда!

— Давай сюда руку, а я сейчас кликну стражу. Тебе бы не следовало примешивать епископа к своим лживым выдумкам, мальчик! И ты понесешь заслуженную кару за то, что натворил!

Я уже собирался отдать ему реликвию, когда заметил, как в глубине нефа что-то блеснуло. И вот, пожалуйста, перед нами предстал сэр Хьюг. Стоит, опершись о крестную перегородку.

— Давай, Петрок! Епископ ждет нас, — позвал он.

Я с торжеством посмотрел на дьякона.

— Вот и сэр Хьюг!

Но тот лишь яростно уставился на меня в ответ. Потом все же произнес:

— Я вижу лишь соучастника преступления. К тому же наглого. Пошли со мной, — вдруг скомандовал он, ухватил меня за капюшон и потащил по проходу.

Мы уже преодолели половину пространства между престолом и перегородкой, когда он вдруг ослабил свою хватку и остановился. Потом обернулся ко мне, и выражение его лица изменилось. Ярость исчезла, сменившись явным сомнением.

— Это ведь сэр Хьюг де Кервези, — сказал он мне.

— Я знаю, — кивнул я. — Спросите у него, пожалуйста, и сами увидите, что я говорю правду.

Дьякон, топая по изразцовому полу, направился к перегородке. Я пошел следом. Он был довольно высок ростом и, наверное, лет на десять старше меня. Теперь, когда он немного успокоился, я заметил, что лицо у него вообще-то доброе, хотя и очень усталое. Ну конечно, долгие часы, проведенные в холодном помещении, решил я, да и кто знает, с какими демонами он сражался в своих молитвах. Я уже не чувствовал к нему такой враждебности.

Сэр Хьюг ждал нас. На губах его играла несколько натянутая улыбка. После блеска и роскоши алтаря зеленый дамаст его платья смотрелся обычной дерюгой, но лицо светилось почти таким же благородством — и было столь же невозмутимым, — как лики каменных изваяний, что со всех сторон взирали на нас. Глаза его не мигая следили, как мы приближаемся, дьякон и я.

— Мастер дьякон, — надменно сказал он, полностью меня игнорируя, — вы ведь знаете, кто я, не так ли?

— Да, милорд, — отвечал тот. Теперь настал его черед запинаться. — Я обнаружил этого мальчика, когда он брал нечто с алтаря, и решил, что поймал вора. Теперь вижу — он сказал правду, и сожалею, что плохо о нем подумал.

— Ладно, не важно, — заметил сэр Хьюг и вдруг одарил нас широкой белозубой улыбкой. — Имею честь говорить с Жаном де Нуанто, верно? Ваш дядя сражался при Хаттине[10], не так ли?

— Да, милорд. Точно так. Я просто поражен, что вам известно мое семейство.

— Брат Жан, помните, что я приближенный епископа. А наш юный друг Петрок вас чем-то оскорбил?

— Что вы, милорд, никоим образом, — отвечал дьякон, кладя мне руку на плечо. — Хотя, боюсь, я напугал его. Но конечно же, я и не собирался вмешиваться в дела епископа.

Сэр Хьюг рассмеялся:

— Все пугают бедного Петрока — такая уж, видно, его судьба. Но он, конечно, простит вас. А кроме того, его участь вот-вот должна перемениться.


Рекомендуем почитать
Мария София: тайны и подвиги наследницы Баварского дома

Автор книги, Лоррейн Кальтенбах, раскопавшая семейные архивы и три года путешествовавшая по Франции, Германии и Италии, воскрешает роковую любовь королевы Обеих Сицилий Марии Софии Баварской. Это интереснейшее повествование, которое из истории отдельной семьи, полной тайн и загадок прошлого, постепенно превращается в серьезное исследование по истории Европы второй половины XIX века. В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.


Меч Ислама. Псы Господни.

В четвертый том собрания сочинений Р. Сабатини вошли романы «Меч ислама» и «Псы Господни». Действие первого из них приходится на время так называемых Итальянских войн, когда Франция и Испания оспаривали господство над Италией и одновременно были вынуждены бороться с корсарскими набегами в Средиземноморье. Приключения героев на суше и на море поистине захватывающи. События романа «Псы Господни» происходят в англо-испанскую войну. Симпатии Сабатини, безусловно, на стороне молодой и более свободной Англии в ее борьбе с притязаниями короля Филиппа на английскую корону и на стороне героев-англичан, отстаивающих достоинство личности даже в застенках испанской инквизиции.


Археология русского интернета. Телепатия, телемосты и другие техноутопии холодной войны

Эта книга – увлекательное путешествие через культурные слои, предшествовавшие интернету. Перед читателем предстает масштабная картина: идеи русских космистов перемежаются с инсайтами калифорнийских хиппи, эксперименты с телепатией инициируют народную дипломатию и телемосты, а военные разработки Пентагона помогают создать единую компьютерную сеть. Это захватывающая история о том, как мечты о жизни без границ – географических, политических, телесных – привели человека в идеальный мир бесконечной коммуникации. В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.


Записки декабриста

Библиотека проекта «История Российского государства» — это рекомендованные Борисом Акуниным лучшие памятники мировой литературы, в которых отражена биография нашей страны, от самых ее истоков. Иван Дмитриевич Якушкин (1793–1857) — один из участников попытки государственного переворота в Санкт-Петербурге в 1825 году. Он отказался присягать Николаю I, был арестован и осужден на 25 лет каторжных работ и поселение. В заключении проявил невероятную стойкость и до конца сохранил верность своим идеалам.


Тайны хазар и русичей. Сенсации, факты, открытия

Средневековая Восточная Европа… Русь и Хазария – соседство и непримиримая вражда, закончившаяся разрушением Хазарского каганата. Как они выстраивали отношения? Почему одна страна победила, а вторая – проиграла и после проигрыша навсегда исчезла? Одна из самых таинственных и неразрешимых загадок нашего прошлого. Над ее разгадкой бьются лучшие умы, но ученые так и не договорились, какое же мнение своих коллег считать общепринятым.


Бунтари и мятежники. Политические дела из истории России

Эта книга — история двадцати знаковых преступлений, вошедших в политическую историю России. Автор — практикующий юрист — дает правовую оценку событий и рассказывает о политических последствиях каждого дела. Книга предлагает новый взгляд на широко известные события — такие как убийство Столыпина и восстание декабристов, и освещает менее известные дела, среди которых перелет через советскую границу и первый в истории теракт в московском метро.


Вынужденная помолвка

Лорд Люсьен Сен-Клер, герой войны с Наполеоном, красавец, щеголь и покоритель женщин, легко вскружил голову подопечной лорда Карлайна, прекрасной мисс Грейс Хетерингтон. Но и Сен-Клер был покорен красотой девушки, ее прямодушием и искренностью. Впрочем, у него не было серьезных намерений в отношении Грейс, разве что добавить ее в качестве интересного экземпляра к его донжуанскому списку. Судьбе было угодно, чтобы ночью Люсьен по ошибке попал в спальню Грейс, и в самый неподходящий момент туда же заглянула леди Карлайн.


Кружевной веер

Гейбриел Фолкнер, герой войны, аристократ и красавец, неожиданно для себя унаследовал графский титул, огромные капиталы и… трех незамужних дочерей прежнего графа. Взвесив все за и против, новоиспеченный граф Уэстборн решает жениться на одной из них. Девицы, однако, отказывают ему. Более того, младшие сбежали из родового поместья, а старшая, леди Диана, без его разрешения явилась в Лондон. Гейбриел понимает, почему три его подопечные повели себя таким образом. Причина — в его прошлом. И вдруг Диана неожиданно соглашается стать его женой.


Фиктивный брак

Ханна Мэллой, выросшая в богатой респектабельной семье, оказалась на улице, где не было не только комфортабельных отелей и шикарных магазинов, но и даже булыжных мостовых с аккуратными тротуарами и уличным освещением. Однако привел сюда девушку не злой рок, а непокорный нрав — она сбежала из-под венца, покинув буквально у алтаря ненавистного жениха, выбранного отцом, чтобы упрочить и без того процветающий семейный бизнес. Понимая, что отец не сдастся и наймет лучших сыщиков, чтобы вернуть беглую дочь, Ханна решает вступить в фиктивный брак.


Черный тополь

Заключительная часть трилогии – «Черный тополь» – повествует о сибирской деревне двадцатых годов, о периоде Великой Отечественной войны и первых послевоенных годах.