Реквием в Вене - [74]

Его рука приподнялась, как будто подзывая его, и Вертен подошел, наклонившись над носилками.

Малер прошептал что-то, но Вертену сначала не удалось уловить смысл. Наклонившись ниже, так что дыхание Малера согревало его ухо, он наконец-то смог понять слова:

— Найдите его, Вертен, пока не окажется слишком поздно.

— Ему посчастливилось, — констатировал доктор Баумгартнер, лечащий врач в Главной больнице. — Конечно, отравление не назовешь везением, но удача заключается в том, что он откусил совсем немного от отравленной конфеты. Я полагаю, что пациент полностью выздоровеет без существенного повреждения печени.

— Вы уверены, что это был рахат-лукум? — не отставал от него Вертен.

— Результаты из лаборатории уже готовы. Положительные на наличие мышьяка. И весьма солидной дозы к тому же.

— Нам необходимо осмотреть коробку, — потребовал Гросс.

— Вам придется разговаривать об этом с… кажется, это сыскной инспектор Дрекслер.

Гросс испустил раздраженное ворчание.

— Мы можем поговорить с господином Малером?

Резкий кивок доктора мог означать только категорический отказ.

— Сейчас он отдыхает. Я думаю, что к завтрашнему утру…

Гросс не стал ждать, пока медик договорит, а порывисто повернулся и пулей вылетел из комнаты ожидания.

Скверное поведение Гросса стало причиной того, что Вертен весь залился краской.

— Я извиняюсь за бестактное поведение моего коллеги, доктор Баумгартнер.

— Вы действительно должны были заставить вашего друга успокоиться. С такими выходками он наживет себе инфаркт миокарда.

И доктор ретировался почти столь же стремительно, как и Гросс, возможно, вдогонку за своими собственными коронарными осложнениями.

Это оставило Вертена в комнате ожидания в обществе Натали Бауэр-Лехнер; Жюстина предавалась неусыпному бдению в комнате брата.

— Наконец-то хорошие новости, — произнесла скрипачка, падая в кресло.

— Могу ли я принести вам чего-нибудь? Воды?

— Нет, я превосходно чувствую себя. Это было такое ужасное переживание. Его после обеда мучили бесконечные позывы к рвоте, он весь горел и выпил столько воды, как будто умирал от жажды. Чудовищно, просто жутко. Мы в любом случае собирались сегодня вернуться в Вену. Густлю надо подготовиться к «Тангейзеру» на следующей неделе. А теперь еще и это.

Придворная опера была закрыта часть июня и весь июль, но этим летом там устраивалось особое празднество в честь вдовы Рихарда Вагнера, Козимы Вагнер, основателя фестиваля в Байрейте. Оно включало исполнение оперы «Тангейзер» в ее честь. Однако, как было известно Вертену, это событие отнюдь не приветствовалось единодушно музыкальным и артистическим обществом Вены, ибо Вагнер все еще оставался предметом разногласий борцов за чистоту музыкальных традиций.

Он уселся рядом с госпожой Бауэр-Лехнер, погладив ее по руке.

— Теперь все в порядке. Вы слышали мнение доктора. Никаких далекоидущих последствий.

— Да, — сказала Натали без убеждения. — Она обвиняет вас. Я имею в виду Жюстину. За то, что вы покинули ее брата.

— Я не покинул его. Полиция взяла охрану на себя.

— Он просил встретиться с вами, но вы прислали своего помощника.

Мысли его собеседницы явно блуждали где-то вдалеке. Но сейчас было не время для споров такого рода.

— Если вы не возражаете, я хотел бы задать вам несколько вопросов.

— Полиция уже покончила с этим. Вы не могли бы просто переговорить с ними?

— Намного больше пользы получить все сведения из первых рук. Господин Малер настоятельно потребовал от меня найти злоумышленника. Вы видели, как он разговаривал со мной на железнодорожной станции.

— Да, вы правы. Мы все немного ошеломлены последними событиями. Начинайте. Все, что угодно, лишь бы помочь Густлю.

— Давайте начнем с самого очевидного. — Вертен выудил свою записную книжку в кожаном переплете из внутреннего кармана сюртука. — Кто в последнее время находился на вилле Керри?

— Вы имеете в виду, кроме меня, Жюстины и Арнольда?

Значит, Розе не уехал, подумал Вертен. Исключенный из завещания Малера, если он женится на Жюстине, но все-таки оставшийся гостем в доме.

— Да.

— Итак, там был господин правительственный советник Ляйтнер. Он посетил нас вчера, привез на подпись какие-то важные бумаги для Густля. Некоторое время они разговаривали друг с другом. Кажется, господин Ляйтнер вернулся в Вену этим утром.

— Привез ли он что-нибудь с собой на эту встречу?

— Вы имеете в виду коробку рахат-лукума?

Вертен утвердительно кивнул.

— Ту коробку доставили почти неделю назад. Прямо из Стамбула. Не могу сказать, сколько кусочков Густль съел из нее. Я уверена, что полицейские ошибаются, считая это источником яда.

— Их разговор был… дружелюбным?

Натали посмотрела на него серыми проницательными глазами:

— Вы хотите сказать, не слышали ли мы криков, как при его последнем посещении?

— А вы слышали?

— Нет. Собственно говоря, их общение имело довольно радушный характер.

— Приезжал еще кто-нибудь?

— Эта сопрано, Герта Рейнгольд, совершенно неожиданно появилась в среду.

Именно та, которую Малер заставил тридцать раз пропеть отрывок из арии Моцарта, чтобы добиться правильного исполнения. Та, которая в конце концов выкрикнула прямо в лицо Малеру: «Умри, ужасное чудовище!»