Реквием в Вене - [73]

со свеженатертым хреном. Этим блюдам предшествовал суп с печеночными фрикадельками, а в завершение подали две тарелки яблочного штруделя с чешуйчатой золотистой корочкой.

За едой они говорили мало. Гросс, обычно словоохотливый в любое время, теперь, с трудом смиряясь со скудостью стола госпожи Блачки, берег все звуки только для чувственных стонов восторга при первом куске от каждого нового блюда.

— Это требует кофе, — выдавил из себя Гросс, покончив с остатками своего штруделя.

Они сидели за чашечками мокко, и Вертен делился своими приключениями этим утром у Цемлинского. Гросс внимательно слушал, а когда тот закончил, кивнул своей большой головой:

— Так что, наш убийца переходит на другую игру? Малер оказался ему не по зубам. Вместо него он выбрал этого Цемлинского. Что он, как композитор действительно уровня Брамса и Штрауса?

Вертен пожал плечами.

— Краус склонен думать, что да. Он как-то говорил об этом человеке, еще до того как все это началось. К тому же Цемлинского назначили музыкальным директором «Карлтеатра».

— Не самая престижная должность.

— Нет, — согласился Вертен, — но ему еще нет и тридцати. Производит довольно сильное впечатление. Брамс считал, что у него есть талант. Одна из его опер выиграла Премию принца Луитпольда в Мюнхене, если не ошибаюсь.

Гросс снисходительно хмыкнул носом, чтобы показать, какого он невысокого мнения о вкусах немцев в музыке.

— Надо полагать, что теперь наш путь лежит в «Карлтеатр», — промолвил он.

Вертен был удивлен. Он думал, что Гросс будет окрылен этим последним развитием событий. Но тот казался совершенно обескураженным появлением другой возможной жертвы; Вертен чувствовал себя точно так же. Это новое направление действительно уводило их неизвестно куда или предваряло слишком много других дорог.

— Другая группа подозреваемых. Опять опросы. Иногда мне кажется, что мы погружаемся в трясину с этим расследованием.

— Я могу заняться «Карлтеатром», — скрепя сердце предложил Вертен.

— Это не проблема — заниматься чем-то, — вскипел Гросс, вдруг выйдя из себя. — Конечно, мы можем заняться этим новым направлением. Но у нас нет никакого продвижения вперед, когда мы в спешке перескакиваем с одного направления на другое в поисках нового подозреваемого, нового опроса. Вероятно, мы слишком усложняем все.

Вертен думал то же самое, но не мог так просто согласиться с криминалистом, предварительно немного не поморочив ему голову.

— Вы когда-то проявляли такой энтузиазм по поводу возможного убийцы-маньяка, охотящегося за выдающимися венскими композиторами, — напомнил он ему. — Нечто более существенное, чем простое нападение на Малера.

— Прошу вас не смешивать одно с другим. Вы даже не позаботились поинтересоваться, как я провел утро.

— Хорошо. Как вы провели свое утро?

— У видного хирурга, ученика самого великого Бильрота,[86] жалуясь на проблемы с печенью в надежде, что мне диагностируют рак печени.

У Вертена на мгновение мелькнула мысль, что у Гросса помутился разум от недостатка сытной пищи. Затем он быстро сообразил, в чем дело.

— Вы имеете в виду Брамса?

— Именно. И я узнал, что невозможно симулировать симптомы рака печени. Вдобавок к тому перед тем, как Брамса погребли на Центральном кладбище, в роще музыкантов, было проведено краткое вскрытие. Достоверно, что он скончался от рака, а не от какого-то экзотического яда.

— А Брукнер? Штраус?

Гросс воздел руки к небу:

— Там будет видно.

— Что же вы тогда предлагаете?

Гросс выждал с минуту, набрал воздуха в легкие и изрек:

— Упрощение.

Желание Гросса к упрощению усилилось к тому времени, когда они возвратились в контору Вертена.

Когда они вошли, их приветствовал Тор.

— Адвокат, звонила ваша супруга. Она сказала, что это срочно.

Внезапная паника овладела Вертеном в опасении наихудшего, связанного с ее беременностью.

Гросс уловил изменившийся цвет его лица.

— Не усложняйте, Вертен. Это может означать что угодно.

В своем кабинете Вертен поспешно схватил трубку и назвал телефонистке свой домашний номер. Пока барышня соединяла их, ему показалось, что прошла вечность. Наконец он услышал звонки на другом конце линии. Один, два, три.

Госпожа Блачки наверняка стояла там в страхе, трепеща от ужаса при мысли, что это хитроумное изобретение может ударить ее электрическим током, а Берта тем временем лежала где-то без сознания или в еще худшем состоянии.

Трубку подняли на пятом звонке.

— Квартира Вертен — Майснер.

Это был голос Берты.

— С тобой все в порядке?

— Да, дорогой. Извини, что обеспокоила тебя, — прозвучало в трубке. — Дело не во мне.

— А в ком же?

— В Малере. Кто-то отравил его.

Глава тринадцатая

Он был похож на восковую фигуру.

Малера вынесли из зальцбургского спецэкспресса на носилках четыре солдата богатырского телосложения из Альпийского корпуса, охранявшие его. Князь Монтенуово не считался с расходами, тем более что теперь речь шла о еще одном «покушении на убийство», как он настоятельно называл это происшествие.

Лицо Малера было зеленовато-желтого цвета; грудная клетка поднималась и опускалась с видимым затруднением. Когда солдаты быстро пронесли носилки мимо Вертена на Вокзале императрицы Елизаветы, веки композитора приоткрылись и он узнал адвоката.