Реквием по Н В - [9]

Нижегородский аристократизм.

Царь или раб — а то мудрец? — едва ли

Я все-таки счастливее, чем те,

Кто хитроумно заключил Израиль

В неистребимой книжной тесноте

И заострил не зренье, а сознанье,

И неучтивым уголком лица

Довел Восток до самовозгоранья,

А Запад до победного конца.

Я в детстве так мечтал его потрогать!

Как там, в газете — щупать матерьял,

Не отходя. И заплатив, не охать.

Я правда ничего не потерял,

Кроме того, что и на зуб культура.

Отдав детей кропать конец войны,

Охотно взялся рисовать фигуры

Снаружи и с противной стороны

И научился весело лукавить,

Как ты хотела. Право, не в укор,

А в правый глаз — мне нечего добавить

Ты страшно подурнела с этих пор.

Мое плененье суть головотяпство

Шести колен, свихнувшихся в плену.

Лишь сыновья отцов, рожденных в рабстве,

Вошли в обетованную страну,

Похоронив родителей в Непале

И, проявив невиданную прыть,

Немедленно по замиреньи стали

По их бумагам взятое делить,

Войну не кончив и покой утратив,

И землю тоже — ни черта не жаль!

Мы до сих пор, как идиоты, платим

За благостную эту пастораль,

Поскольку доля каждого балбеса

Определялась через столько лет

Тем, кто конкретно вышел из Рамсеса,

И совершеннолетним или нет.

XV

Шутить с любовью? Вдруг ее не стало.

Пойдешь искать? Проклятые часы!

Ты только что клялась и засыпала,

А я не дергал тигра за усы.

И назови вчерашнее хоть встречей,

Хоть столкновеньем. — Тридцать коробов

За полчаса. Простимся с даром речи,

Досадуя на крепость наших лбов.

XVI

Водичка колыхнулась, поглотила

Еще кого-то. Прямо от сохи,

А все туда же. Расставанье — сила.

Ни римских бань, ни венской чепухи.

МОСКВА

I

Вновь столкнулись. Все в этой же области знаний.

Воскресая, опухшие тени живых

Усыхают до прежних своих очертаний,

Испытав безнадежное таянье их

На себе — на краю предварительно вскрытой

Треугольной могилы — как гость из страны,

Не такой уж богатый, но сытый и бритый

Отутюженный смокинг — с другой стороны,

Где, не шибко волнуясь по поводу сроков,

Экскортируют прямо из оперы в ад.

Мы расстались давно и без лишних упреков

И немного фальшивим на северный лад.

II

Так строят ракурс. Неприличность в том,

Что в негативе смачно и красиво.

Я начал им позировать в слепом

Повиновеньи силе объектива.

III

Я здесь родился. Прежде молока

Переварил солидный колкий воздух

И фразу о глядящих сорока Веках.

Здесь деревянный посох

Заделался драконом и уполз,

Задействовав довольно мерзкий опыт.

Здесь я любил. Здесь я любил работать,

Зимой бездельничал, а летом мерз,

Хотя конечно, десять лет назад

Во мне бродили жизненные соки.

Так трудный быт и родовой уклад

Из недостатков делают пороки.

IV

Я точно помню — снежная крупа

Дешевле манной. Переводим лупу

С простительного "молодежь глупа"

На выспренное "разводиться глупо,

Еще глупее, чем курить "Казбек".

Москва как многолетнее растенье

Видала зимний дождь, весенний снег,

Никчемное осеннее цветенье

И вовсе не обиженный судьбой

И явственно к погоде непричастный

Развесистый кленовый разнобой

Не красножелтый и не желтокрасный.

Здесь я постился и играл в любовь,

Но неудачно. Со второго раза

Пришлось сдавать слюну, мочу и кровь

И прочищаться возле унитаза.

V

Куда деваться? Взять и исказить

Текущие из города в предместья

Стремительные шумные предметы

Еще труднее, чем изобразить,

Но я справлялся. Правда, не всегда.

По счастью, у меня больших талантов

Как килек в бочке. Наконец, суда

На целых сорок бочек арестантов.

Огромный мост склонился над рекой.

Опасно опираясь на перила

И морщась оттого, что ты курила,

Я пробовал достать до дна рукой.

Беседовать не значит не жевать.

Мы поедали сладкое печенье

И всматривались в сонное теченье,

Пытаясь за него переживать.

Здесь я встречал безумную весну,

Усваивал текущие жаргоны

И совершал ночные перегоны

В ущерб карману, принципам и сну.

Ну, и кропал. Понятно, не о том

И не о сем. Попробовал об этом,

Но накололся. Я зимой и летом

Любил жену, Прокофьева и дом,

И то слегка. Подкармливая их,

Как вертопрах на собственные средства

Хозяев, от которых ждет наследства,

Но вовсе не горит застать в живых.

VI

И был, наверно, и не так уж плох,

Но, чередуя города и веси,

Усох, как лист фиговый, и присох

Как банный лист. Зато прибавил в весе,

Как греки, превращенные в свиней.

Облизываясь на ворота рая,

Я смаковал изгнание, корней

От тучных площадей не отрывая.

Да и чего за сливу жизнь губить!

Я покупал их утром на базаре.

Господь велик — по паре каждой твари

Ему легко, мне страшно воскресить.

VII

Я получил наследство. В сером небе,

В торжественно распахнутом окне

Горело солнце, и палящий стебель

Колол глаза и заползал ко мне.

Земля струилась как вода в протоке,

В бесцветной дымке строили вокзал,

И быстрый день зимы голубоокой

Рождался, был и тихо изчезал.

Все было живо и необычайно

Похоже на кошмарный детский сон,

На жизнь игрушек и на их сусально

Сосулечно-свирепый перезвон,

Щемящий сердце с первого захода.

По сути, с детства. Узкая кровать

Прелестная клиническая мода

Так преуспеть и разочаровать!

Мой друг синоптик чокнулся и запил,

И в пятницу сбежал, как от чумы,

От белоснежных дротиков и сабель

Закончившей вторжение зимы.

VIII

Я получил бесценное наследство,

Опасное для всякой мелюзги

Отличное лекарственное средство

Одновременно деньги и долги

И сотню писем. Окажите милость,