Реквием по Н В - [10]

Возьмитесь счесть. Начните с тех же слив

Я так старался! Голова кружилась

От страха и ужасных перспектив.

Так поливают снег холодным потом.

День раскололся. Прямо надо мной

Дул южный ветер. Как кулик — болотом,

Он в минус десять управлял страной.

На плеск воды, на колкое признанье,

На едкий чих — как фокусник лихой,

Без отвращенья — с легким содроганьем

Он взмахивал прозрачною рукой

И этим самым отвечал имущим

И неимущим их материал,

И нимб горящий, словно хлеб насущный,

С высоких лбов к желудкам воспарял.

Как хорошо вести себя примерно!

Я упражнялся, не боясь тюрьмы,

К восторгу доброхотов и, наверно,

К отчаянью дававших мне взаймы.

Что там необычайные расходы!

Я понимал, что при таких серьгах

Могу никак не меньше, чем полгода

За просто так не думать о деньгах

И экономить разве что на спичках

Меняя пять минут на пять рублей,

Я меньше думал о залетных птичках,

Чем средний некурящий дуралей.

Я получил наследство.

Я гордился Своим богатством.

Так монгольский хан

Считал своими тысячи традиций

Легко разбитых им культурных стран.

IX

Значительный мелкопоместный барин

Восьмой с бревном и первый на коне

Пленил меня. Сидящий в нем татарин

Пошел вприкуску к остальной родне.

Но чем он правил? Покоренным миром?

Что там друзья, и что им уколоть,

Когда плывет и заплывает жиром

Недавно обожаемая плоть

И стыдно протекает между пальцев

Или, напротив, явно мимо рта!

В конце концов, попользовавшись сальцем,

Мы завопим: "Какая красота,

Какая прелесть — просто кровь играет!

Не полно ей? А лучше встречный иск

В парижский суд". Там снова выбирает

Из трех богинь — и вновь ее — Парис.

X

Жестокий грек делил мое наследство.

Я должен был, вконец замерзнув, ждать,

И должен был, сцепив ладони, греться

И для того чужой костер искать.

Я ехал на шестнадцатом трамвае,

Отчаянно скрипевшем на бегу,

Из своего трехкомнатного рая

В кирпичный блок, укрывшийся в снегу,

Чтобы подняться до Новокузнецкой

Не как обычно, из берлоги льва,

А утомив коленки по-турецки

Не через битый час, а через два,

Замерзнув вместе с хлипким даром речи.

Чего не дашь без всяких прав любить?

Я был готов вконец испортить встречу,

Чтобы хоть как-никак ее продлить.

XI

Наверное, не так уж глупо помнить

И теребить предательницу-нить,

Ведущую в одну из мрачных комнат,

Где не боятся прошлое хранить,

Когда уже совсем не держит память

Гуманный век — но в этом-то и соль,

Что здесь по недомыслию не давят

Платоном обожравшуюся моль.

Как скучно быть так подло бережливым!

Чем зарывать добычу как пират,

Запри ее и назови архивом

Пусть превратится в антиквариат,

А то сегодня всяк себе историк

И может без нужды в поводыре,

Как даму сердца, зло окликнуть дворик

Как там он было звался при Петре

И улыбался дедушке-гусару,

И, обернувшись лечащим врачом,

Лягнуть проспект и подмигнуть бульвару

Мол, в том и том-то ты разоблачен.

И неизвестно, то ли отзовется

Соседский сеттер, то ли оживет

Боярский дог, и в городе начнется

Не то пожар, не то переворот.

Я ехал в центр покуда суть да дело

В Бейрут, в Тифлис, в Кампалу и Триест

И отгонял отравленные стрелы

От ноющих и уязвимых мест.

Я разрешил распутному Парису

Занять мой дом, и далее, найти

Мою пяту, и на одежде вышить

Куда стрела должна в меня войти.

А он, бедняк, занялся соблазненьем

Нагих богинь, разделом их вещей…

Я ехал в центр, подальше от сомнений,

От факелов, от ламп и от свечей

Бессовестным и бесколесным рикшей

В трамвае, освещенном изнутри,

Вдвоем с тобой, от холода притихшей

И яростно считавшей фонари.

XII

Я здесь родился. Здесь нашел тебя

И до сих пор встречаю и теряю,

И сочиняю глупые тирады,

Твоих гостей и мужа теребя.

Здесь мой герой разбил свою судьбу

Как разбивают сад, как строят город

Или выносят на своем горбу

Целительный и беспроцентный голод.

Здесь я впервые в жизни вышел в свет

И живо пал в общественное мненье.

Здесь приобрел известность Магомет,

Здесь я задумал светопреставленье

И здесь Господь его осуществит,

Я думаю, как только потеплеет.

Здесь в семь утра не больно-то светлеет,

И даже нефть не очень-то горит.

И неодушевленная земля

Тоскует терпеливо и уныло,

Поскольку здесь, дрожа от страха, я

Остановил горящее светило.

XIII

Колокола, моя больная нота,

Чего еще такому дураку?

Я написал обидную остроту

На обнаженном бронзовом боку.

Я не питал малейшего расчета

При виде их в меня вселился бес…

Колокола, моя больная нота…

Одушевляя маленький прогресс,

Париж растит, Москва стирает грани,

Но над Парижем не было Кремля…

Нам не соткать благословенной ткани

Без бедного больного короля.

Я чувствовал себя печально медным

Под тошнотворный звон гудящих век

В ночную тишь, к своим владеньям ленным

Сорвался с места обнаженный снег.

Он бил в меня, как в башне бьют тревогу.

И, скармливая ночь под хвост коту,

Взмывал как жребий, неугодный Богу,

Или как танк по пыльному мосту.

В итоге белоснежная дремота

От этих ласк мне в волосы легла.

Колокола, моя больная нота

Нет, не звучат во мне колокола.

Н.В (Ночное видение)

От смешного до смерти меньше, чем до смерти от смешного.

I

К утру явился черный посетитель

И мягко опустился на диван,

Примяв подушку беспокойным взглядом.

Я понимал, что смерть моя пришла,

Но только не за мной, и этот демон

Лишь грозный чей-то призрак, и чего-то

Он будет добиваться от меня.