Реквием для меццо - [7]

— Наверное, в горле сильно пересыхает.

— Другие же певцы, не говоря о хористах, как-то обходятся. Может быть, этим объясняется ее непопулярность у дирижеров? А голос красивый.

— Подозреваю, что с ней трудно работать не только поэтому. — Дэйзи решила не расписывать, какая Беттина капризная и эгоистичная, чтобы не портить Алеку впечатление от ее пения.

Они как раз завершали круг по коридору, когда прозвенел звонок к началу второго отделения. Началось оно с хоровой партии. Солисты сели на стулья. Дэйзи поглядела в программку: дальше Sanctus[15].

Когда она подняла глаза, Беттина как раз тянулась под стул за бокалом. Да, мучает певцов жажда.

Прима отхлебнула из бокала и поперхнулась. Ее лицо вдруг стало пунцовым. Со сдавленным криком она вскочила на ноги и, выронив бокал, схватилась за горло. Потом, судорожно хватая ртом воздух, согнулась пополам, крутанулась вокруг себя, словно исполняя нелепый пируэт, и рухнула на сцену.

Тело ее изогнулось и дважды дернулось. Каблуки простучали чечетку по сцене, и мгновение спустя там осталась лежать недвижная фигура в голубом платье.

Глава 3

— Полиция! — выкрикнул Алек, пробираясь мимо колен зрителей к проходу.

Первые басовые ноты, последовавшие за бодрым фанфарным вступлением, замерли в тишине. Половина хористов села, другая замерла в нерешительности. Одна Мюриэл Уэстли ринулась вниз с хоровых подмостков, пробираясь мимо торчащих раструбов духовых инструментов и скрипичных смычков.

— Бетси! — закричала она, упав на колени рядом с сестрой.

Откуда-то из зала раздался запоздалый вскрик. Зрители вскочили с мест. В зале по-прежнему стояла тишина, но Алек знал, что в любое мгновение она сменится шумом — толпа ринется к выходам.

Дирижер за пультом замер, уставившись на недвижно лежащую внизу приму.

— Полиция! — громко повторил Алек, подходя к быстро пустеющему первому ряду кресел. — Мистер Кокрейн, сделайте объявление. Всем оставаться на местах.

Кокрейн ошалело помотал головой, с заметным усилием взял себя в руки и повернулся лицом к зрительному залу.

— Дамы и господа, прошу внимания, — начал он взвившимся голосом. — Произошло несчастье…

Алек подошел к Беттине Уэстли как раз в тот момент, когда какой-то тучный коротышка чуть не наступил на мокрый пол, усыпанный битым стеклом.

— Я — врач, — объявил коротышка, беря Беттину за запястье, безвольно свисающее со сцены. Глаза ее были выпучены, губы посинели, а лицо налилось кровью. — Пульса нет. Боюсь, она мертва.

— Причина? — требовательно спросил Алек.

— Очень похоже на отравление цианидом.

Алек наклонился и принюхался. В ноздри ему ударил резкий запах миндаля. Он кивнул.

Над его головой кто-то пронзительно завопил:

— Asesino![16]

Мисс Делакоста с выражением ужаса на лице указывала дрожащим пальцем на Гилберта Говера. Что-то знает, или взыграл темперамент драматической актрисы?

В зрительном зале, в оркестровой яме и на хоровых подмостках нарастал гул. Еще двое зрителей назвались докторами.

— Проклятье! — выругался Алек. Он, офицер Скотленд-Ярда, волею случая оказался свидетелем убийства, причем явного, на сцене толпа подозреваемых, а ему даже некогда проследить за их реакцией — слишком много формальностей надо соблюсти.

Пока доктора совещались, Алек смотрел на сестру покойной. Мюриэл Уэстли рыдала, закрыв лицо руками. Дэйзи стояла рядом с ней на коленях и, обняв за плечи, пыталась успокоить.

— Проклятье! — уже тише повторил Алек. Придется смириться с неизбежным: Дэйзи обязательно ввяжется в расследование. Ну, хотя бы она смотрит по сторонам, наблюдатель из нее хороший, и своими умозаключениями она делится, если почему-либо не решает держать их при себе.

Пожав плечами, инспектор повернулся к докторам.

— Цианид, — утвердительно произнес сухопарый пожилой доктор. — Резкое покраснение кожных покровов, потеря сознания, цианоз — все характерные признаки.

— Может, апоплексический удар? — предположил третий врач — молодой человек в очках с золотой оправой. Он был очень бледен, на лбу у него блестели капельки пота. Удивительно, как много врачей теряются, став свидетелями скоропостижной, непредусмотренной смерти.

— Запах, доктор! — авторитетно заявил первый. — Запах горького миндаля ни с чем не спутать.

— Я его не чувствую.

— Некоторые его не различают, — согласился старик.

— Цианид, — кивнул толстяк.

Двое из трех и собственный нюх — этого Алеку было достаточно.

— Если больше для нее ничего сделать нельзя, джентльмены, — обратился он к докторам, — попрошу вас вернуться на свои места. Позже мне понадобятся официальные показания. Кстати, я старший инспектор Флетчер, Скотленд-Ярд.

— Скотленд-Ярд! — простонал кто-то сзади.

Алек едва успел остановить пузатого человека с щеточкой усов от того, чтобы тот не наступил на осколки. Лоб его тоже покрывала испарина, как у молодого доктора, но лицо было не бледным, а багровым.

— Ей-богу, вы, ребята, времени не теряете! Майор Питер Браун, управляющий Альберт-холлом.

— Распорядитесь, чтобы капельдинеры тотчас закрыли все выходы, майор. Мне нужен телефон.

— У меня в кабинете. — Браун направился к выходу.

— Минуту. Эй! — обратился Алек к ближайшему к нему виолончелисту. — Мне нужны пюпитры.