Реконизм. Как информационные технологии делают репутацию сильнее власти, а открытость — безопаснее приватности - [8]

Сейчас, с появлением Интернета и дешевых мощных компьютеров, задача создания системы, способной в реальном времени координировать действия крупных групп людей уже не выглядит утопией. И зачем тогда вообще нужны президенты и парламенты? В каждой конкретной сфере решения должен принимать ситуативный лидер, который чувствует «волну». Как показывает опыт, отсутствие гарантий сохранения власти на длительный срок имеет больше плюсов, чем минусов. Широкие возможности для злоупотреблений при пожизненной неограниченной власти значительно перевешивают преимущества дальнего горизонта планирования. Да и сама возможность такого планирования сомнительна. А благодаря прозрачности и системе учета репутации, «страна будет знать своих героев», и герои будут это отлично понимать, так что ни один из них не станет жертвовать долгосрочным успехом ради сиюминутной выгоды.

Впрочем, мы забегаем вперёд. Прежде чем двигаться дальше, стоит подробнее рассмотреть эволюцию государства как доминирующей формы социального устройства в наши дни.

Как меняется общественный строй

Люди, хвалившиеся тем, что сделали революцию, всегда убеждались на другой день, что они не знали, что делали — что сделанная революция совсем не похожа на ту, которую они хотели сделать.

Фридрих Энгельс

Государство в своём развитии также прошло несколько этапов, или, пользуясь терминологией Маркса — общественно-исторических формаций^[9]. Марксизм выделяет пять главных формаций — первобытнообщинную, рабовладельческую, феодальную, капиталистическую и коммунистическую. С коммунизмом как-то не срослось, зато первые четыре выглядят достаточно убедительно, и, учитывая, что в общественных науках трудно выделить единственно верный подход, особенно в вопросах классификации и периодизации, которые являются искусственным упрощением непрерывного и изменчивого мира, мы рискнём воспользоваться идеями Маркса, сделав до того небольшое отступление.

Те, кто ещё застал учебники истории советского образца, помнят какое значение в них придавалось революциям, прежде всего буржуазным и социалистическим. Учение о смене общественного строя в результате революции подводило солидную идеологическую базу под большевистский переворот 1917 года. Из-за этого часто возникает путаница между более общей трактовкой термина «революция» как коренных качественных изменений в какой-либо области (научная, мировоззренческая революция и т.п.) и частным случаем революции как государственного переворота^[13]. Переворот, или революция политическая, далеко не всегда сопровождался сменой строя, то есть революцией социальной. И наоборот, глубокие социально-экономические изменения часто происходили без каких-либо бунтов и восстаний.

Например, во Франции в год взятия Бастилии было что угодно, но только не смена строя. События во Франции можно охарактеризовать как голодный бунт против сытых аристократов и капиталистов, так как капиталистические отношения уже сложились там задолго до начала всех этих событий^[10].

С другой стороны, невозможно связать какое-либо конкретное восстание со сменой рабовладельческого строя феодальным^[11]. Также никто не наблюдал никаких переворотов при смене капитализма довоенного образца на «новый», образца конца ХХ ‒ начала ХХI века^[12], который, по сути, уже и не капитализм вовсе, так как уже давно не капитал является ресурсом, с помощью которого правящий класс занимается эксплуатацией.

Зато нам рассказывали про буржуазные революции и приводили пример Нидерландов, Франции и Англии (забывая про остальные страны), выводя из этих «буржуазных революций» неизбежность социалистических.

Что же на самом деле происходило во время буржуазных революций? Так или иначе, то, что у нас называют «революцией», на самом деле не было «классовой борьбой». Это было или восстание Нидерландов против испанской короны^[14], или религиозные распри с выяснением, кто в Англии главнее^[15], король или парламент, или голодный бунт во Франции. Все политические институты, которые вводились — конституция, республиканское управление, парламент — либо уже существовали, либо были позаимствованы у соседей, либо, что вообще интересно, вытягивались с пыльных полок истории и ставились в пример. Республиканское управление в те времена — это шаг назад, а не вперед. Это — возврат к классике, к Риму, к Греции. Кроме того, уже до революций существовали производственные отношения, сводившие власть феодалов на нет и делавшие их неисключительным классом ^[16].

Откуда вообще бунтовщики могли знать, до появления теоретической базы социального развития, каким именно должен быть строй после революции? Как может сформироваться в массовом сознании нечто новое, не существовавшее ранее? Не говоря уже о том, что сам термин «массовое сознание» достаточно искусственен. Марксу приходилось оперировать в своих работах «классовым сознанием», а на практике оказалось, что оно отсутствует, и рабочие и крестьяне никаким таким «сознанием» не обладают^[17]. Проблему мобилизации общества решил В.Ленин, указав в своей работе «Что делать»^[18] единственный правильный путь — организацию малочисленных законспирированных групп, влияющих на остальное население. Но, даже если массы были как-то или кем-то мобилизованы, то откуда лидеры масс черпали вдохновение? Историки просто классифицируют ту или иную заварушку как «революцию», которая приводит к резкой смене общественного уклада.