Рекламная любовь - [3]

— М-да, не повезло девушке. Но вообще-то, Слава, у меня мнение следующее: преступник, конечно, должен в тюрьме сидеть, здесь вопросов нет. Но в том, что его «стригут», тоже беды особой не вижу. Пусть богатенькие Буратины и на пенитенциарную систему пожертвуют. Что здесь такого?

— Они и жертвуют. Правда, не добровольно. Даже термин появился — «бандерлог-пушистик». Слышал?

— Нет, — рассмеялся Турецкий.

— Ну как же! Богатенькие заключенные, в том числе олигархи, — это и есть «пушистики». Да взять хоть Лебединского. Помнишь, он всего три дня в Бутырках прокуковал, а раскрутили его не только на холодильники и телевизоры, но и на Фонд помощи заключенным Бутырской тюрьмы. Так что «пушистиков» все стригут — от начальства до соседей по камере. Возможно, это и неплохо, однако взявший деньги один раз уже не остановится, это-то мы с тобой знаем. И заводит данная хозяйственная деятельность весьма далеко. До вот таких колоний, как в Демино.

— И что же в Демино? Так все и останется?

— По итогам визита в колонию твои коллеги насочиняли гневных докладных. Да только где они пылятся, я не знаю. Пока генеральный со своими замами по городам и весям…

— Ладно, ладно, не ворчи. Не может быть, чтобы ты сам в эту тему не включился.

— Включился, а как же! Пасем Сидихина. Похоже, он опять в Москву направился. Есть такие данные. А у меня на этого проходимца душа отдельно горит. Из-за таких гадов пятно на всех нас ложится. Так что он у меня будет сидеть! Может, сегодня возьмем его. Снимем с трудовой вахты менеджера.

Из кармана Грязнова послышался «Турецкий марш».

— Ага! Вот и орлы мои. Наверное, взяли красавца.

С этими словами Вячеслав Иванович извлек трубку мобильного телефона.

— Что?! Как? Где?! — вскричал он. — Сейчас приеду!

Турецкий поднял брови, задавая безмолвный вопрос.

— Сидихина взорвали! — отключив трубку, вскричал Грязнов.

— Как? Где? — повторил теперь уже Турецкий.

— Поехали, Саня. Все увидим на месте.

Глава 2 БАЙКИ ИЗ СКЛЕПА

Дежурная оперативно-следственная бригада РУВД одного из округов столицы проводила свободное от вызовов время за бутылочкой коньяка, который добавлялся в чай или кофе в пропорции один к двум, в пользу коньяка разумеется. Кроме того, досуг бригады скрашивали карты и всяческие «байки из склепа».

— Давай, Митрич, сдавай. — Криминалист Бобров закурил очередную беломорину.

Следователь Митрофанов, он же Митрич, принялся тасовать колоду, продолжая прерванный рассказ:

— …Так вот, значит, братан мой Колька…

— Это который летчик?

— Ну да, служит он в истребительном полку, я рассказывал. Так вот, послали их как-то в командировку. Что-то в их полку со взлетной полосой было, ремонтировали ее долго. Так чтобы ребята, значит, не расхолаживались, их на другой аэродром перекинули. Надолго.

— На год, что ли?

— Не… Не на год, конечно. Ну там месяц-другой.

Но мужики-то все молодые, здоровые кобелины. Как месяц без бабы? Ну и многие, естественно, нашли себе подружек. А Колька мой настолько правильный мужик, я от него торчу просто. По-моему, у него, кроме жены Маринки, и женщин-то других не было. Они, значит, с десятого класса сдружковались, сразу после окончания школы поженились, и все… Пропал мужик. Любит ее, значит, нежно и преданно и на сторону не глядит…

— Не в тебя пошел, — вставил опер Грузанов.

— Это точно. Ну вот, значит… Ходи, Петрович, спишь, что ли? Так вот… И в командировке Колька мой весь полк достал своей правильностью: никуда не ходит, все спортом занимается, книжки читает и каждый день названивает своей Маринке. Ну перед отъездом самые ярые гуляки решили над ним подшутить и засунули в карман форменной рубашки две резинки для безопасного секса… Незаметно так. Колька возвращается домой, ничего не подозревает, сразу к жене… Там стол накрыт, любовь-морковь, все как положено. А утром Маринка берет его барахлишко, дабы постирать, и перед тем как в машину сунуть — по карманам, а там, как мы помним, лежит резиновое изделие номер два. В двух экземплярах. Она к мужу. Вся почти в обмороке. Как это, мол, понимать? Дескать, что это за изделие и зачем оно тебе на фоне нашего большого и светлого чувства? Ну, Колян-то мой не дурак…

— Весь в тебя, — вставил все тот же Грузанов.

— Ага, — как бы не заметил иронии Митрофанов. — Так вот, он сразу смекнул, что к чему, и говорит Маринке примерно следующее: «Понимаешь, любовь моя, время сейчас такое, что можно подхватить чего угодно. Вот полковой доктор и выдал нам всем перед командировкой по две штуки. На всякий пожарный… Видишь, я свои не использовал, обратно привез, поскольку я верный и преданный тебе муж». Маринка, в общем-то, не сомневалась в его большом и светлом к себе чувстве, а посему байке поверила. Но бабы народ болтливый. Она к соседке: мол, твой привез? Та к другой: а твой? И пошло-поехало… Что в гарнизоне было — не описать!

Мужчины посмеялись.

— Ха! — вступил Грузанов, которому не терпелось привлечь внимание коллег к своей персоне. — Твой Колька хоть женат, у него чувство есть. А наш Бобров — он вообще бесчувственный. Не трогают его женщины. Правда, Бобрик?

Степенный, могучий телом оперативник Бобров лишь неопределенно хмыкнул.