Реки Вавилона - [57]

— Понятия не имею.

Премьер-министр кивнул.

— Может быть, они не собираются…

— Что не собираются, сэр?

— Не обращайте внимания. Вы читали отчет, полученный из «Аэроспасьяль»?

— Да. Его содержанию точно соответствует поговорка: «С глаз долой — из сердца вон». Толку от этого отчета никакого.

Премьер-министр снова кивнул.

— А эти палестинские минометчики, похоже, вообще ничего не знают.

— Я бы удивился, если бы они знали.

— Может быть, мы упускаем что-то, Мотти?

Хар покачал головой.

— Нет. Я так не думаю. Мы делаем здесь все возможное. Связались с другими командными центрами ВВС от Тегерана до Мадрида, они нам помогают. Теперь все зависит от успехов разведки.

— Или если мистер Ахмед Риш соизволит позвонить нам и сообщить, что происходит.

— Я предпочел бы, чтобы мы выяснили это сами.

Премьер-министр бросил последний взгляд на командный пункт.

— Занимайтесь этим, Мотти. Позже я поговорю с вами.

— Слушаюсь, сэр. Где я смогу найти вас, если поступит срочная информация?

Премьер-министр задумался. В Тель-Авиве находились лучшие средства связи и транспорта, да и в других отношениях он был более безопасным местом. Министерство обороны настояло, чтобы во время любых кризисов Тель-Авив являлся центром руководства операциями. Но, с другой стороны, Иерусалим был столицей государства, и не только административной столицей, а сердцем и душой Израиля. Символом всеобщего духовного единства. И, даже если бы там остались только камни и изъеденная солью земля, как после ухода римлян, Иерусалим остался бы Иерусалимом.

— В Иерусалиме. Я отправляюсь в Иерусалим.

Хар кивнул и позволил себе улыбнуться.

Премьер-министр покинул командный пункт.

Тедди Ласков стоял один на бетонированной предангарной площадке в военном секторе аэропорта Лидды. Первые робкие лучи рассвета осветили небо на востоке и очертания Самарианских холмов, возвышавшихся над равниной Шарон.

Оторвав взгляд от неба, Ласков посмотрел на темные рулевые дорожки, где стояли двенадцать истребителей F-14, чуть освещенные огнями расположенного вдали здания международного терминала. Они стояли тихо, как часовые, охраняющие рубежи цивилизации и гуманизма. Люди называли их боевыми самолетами, но, по мнению Ласкова, их можно было с таким же успехом называть мирными самолетами. Он будет скучать без них. Будет скучать без запаха кожи и масла, без кофейного бара в помещении для дежурных экипажей, без потрескивания в наушниках. А особенно он будет скучать без мужчин и женщин, которые сделали ВВС Израиля не просто собранием дорогостоящих машин. От его первого самолета в России до последнего самолета в Израиле — или, как говорят летчики, от первых стояночных колодок до последних — прошло сорок лет. «Это в любом случае очень долго», — подумал Ласков.

Он повернулся и пошел к джипу, ожидавшему его, чтобы отвезти домой в Герцлию. Усаживаясь в автомобиль, Ласков позволил себе оглянуться назад.

Шофер включил фары, и машина тронулась по рулежке к дороге, ведущей из аэропорта. Ласков снял головной убор, китель и положил их на колени. Ветер, свистевший над лобовым стеклом, трепал его седеющие волосы. Он откинулся на спинку сиденья и подумал о Мириам. Ведь в течение нескольких минут ее судьба была в его руках. На самом деле судьба всей нации была в его руках, когда они сжимали штурвал его боевого самолета. А теперь в этих руках не осталось ничего, кроме головного убора и кителя. Вроде и хорошо было сбросить с себя тяжелую ношу командира, но Ласков ощущал пустоту и понимал, что очень скоро почувствует и одиночество. Без Мириам оно будет еще сильнее.

Шофер осторожно покосился на него.

Ласков повернулся и через силу улыбнулся.

Шофер кашлянул.

— Домой, генерал?

— Да. Домой.

Глава 15

Утренние навигационные сумерки начинались в шесть часов три минуты. Небо засветилось совершенно безоблачной синевой. В воздухе стояла легкая прохлада, холм окутывал запах утренней сырости от реки. По мере того как воздух становился теплее, от воды поднимался туман. Кое-где защебетали птицы. В шесть часов девять минут солнце поднялось над видневшимися в отдалении вершинами гор Загрос на территории Ирана и рассеяло стелившийся над землей туман.

Хоснеру было интересно, что могли думать древние обитатели долины об этих загадочных, покрытых снегом горах, когда из-за них каждый день появлялось солнце. А потом однажды оттуда пришли персы, кровожадные полуварвары, и разрушили древнюю цивилизацию Тигра и Евфрата. Но со временем завоеватели приобщились к культуре древних обитателей долины.

Примерно раз в столетие новая орда голодных и свирепых обитателей гор опустошала окружающие территории современных Ирана и Турции. Древние города и деревни подвергались разрушению и ограблению, жителей насиловали и истребляли, а затем, когда оседала пыль над развалинами и убийства прекращались, города и деревни продолжали жить под властью новых правителей. Но потом с юга, из пустынь, пришли арабы и уничтожили древнюю веру и богов.

Однако хуже всех были монголы. Они принесли с собой такое ужасающее разрушение городов и древних ирригационных систем, что Месопотамия уже не восстала из руин. Земля, на которой когда-то проживало двадцать или тридцать миллионов человек — здесь была наравне с Египтом и Китаем самая высокая в мире плотность населения, — превратилась в пустыню, где осталось всего несколько миллионов преследуемых болезнями и охваченных страхом обитателей. Земля, которую постоянно возделывали в течение четырех тысяч лет, превратилась в пыль. Долину покрыли малярийные болота и пески. Никому не было дела до вод Тигра и Евфрата. Спустя несколько веков с приходом турок эта земля еще больше пришла в упадок. Когда в 1917 году англичане выгнали турок, они не могли поверить, что здесь находилась колыбель цивилизации. На месте легендарного Сада Эдема раскинулось ядовитое болото. Британские солдаты шутили: «Если это Сад Эдема, то хотел бы я посмотреть на преисподнюю».