Нури Саламех, ученик электрика, еще раз ощупал обширные карманы своего комбинезона. Он стоял, слегка согнувшись, посреди громадного цеха завода «Аэроспасьяль», не зная, что делать дальше. Вокруг него другие иммигранты, франкоговорящие алжирцы, двигались как будто в каком-то нереальном замедленном танце, словно тянули время в ожидании звонка, означавшего окончание их рабочей смены.
Лучи вечернего солнца, в которых струилась пыль, проникали в цех сквозь окна высотой с шестиэтажный дом и растворялись в морозном воздухе теплыми золотистыми бликами, контрастируя с паром, вырывавшимся при дыхании изо рта Саламеха.
За стенами цеха зажглись огни аэродрома. Над летным полем в клинообразном строю пролетели отливающие синевой металла «Миражи». Возле здания цеха начали выстраиваться в линию автобусы, которым предстояло после смены отвезти рабочих завода «Аэроспасьяль» домой, в Сен-Назер.
В цеху зажглись ряды дополнительных ламп дневного света, на секунду испугав алжирца. Саламех быстро огляделся вокруг, но, по крайней мере, один из бывших поблизости соотечественников избежал его пытливого взгляда. Нури решительно зашагал по цементному полу.
Перед ним на металлической платформе возвышался огромный «Конкорд». Фюзеляж и крылья со всех сторон окружали металлические лесенки и площадки для сборщиков. Большая часть обшивки самолета отсутствовала, и рабочие ползали вдоль длинного фюзеляжа, словно муравьи вдоль полуобъеденного туловища гигантской стрекозы.
Саламех взобрался по ступенькам на верхнюю платформу и пошел по мостику, огибавшему основание хвостового оперения, высота которого составляла двенадцать метров. На одной из неокрашенных алюминиевых пластин хвостового оперения по трафарету был нанесен производственный номер: 4x—LPN.
Он посмотрел на часы: до конца смены оставалось десять минут. Он должен был сделать это сейчас, до того как клепальщики из ночной смены закроют пластинами хвостовое оперение. Саламех схватил планшет, висевший на перилах платформы, и быстро пробежал глазами чертеж. Затем оглянулся через плечо и посмотрел вниз. Стоявший внизу алжирец, который подметал металлические опилки, поднял голову, но потом отвернулся.
Саламех почувствовал, что по лицу течет пот, но его охватил холод, которым так и веяло от цемента и металла. Он вытер рукавом лоб, нагнулся и пролез между двумя стрингерами в заднюю часть частично закрытого алюминиевыми пластинами фюзеляжа. Хвостовое оперение представляло собой лабиринт сваренных лазерной сваркой стоек и изогнутых растяжек. Ноги Саламеха покоились на поддерживающих траверсах, как раз над хвостовым топливным баком № 11. Он опустился на четвереньки и начал пробираться от стойки к стойке в направлении наполовину смонтированной герметической перегородки. Вверху вдоль пассажирского салона светили рабочие лампы дневного света, такие же лампы имелись и в хвостовом оперении, но Саламех не стал включать их. Он пробирался еще несколько минут в темноте, потом забрался за герметическую перегородку.
Наконец Саламех прочистил горло и позвал инспектора, находившегося в пассажирском салоне:
— Инспектор Лаваль!
Высокий француз, осматривавший аварийный люк, повернулся и подошел к перегородке, доходившей ему до груди. Он улыбнулся, узнав алжирца.
— Саламех. Почему ты прячешься, словно крыса в темноте?
В ответ алжирец выдавил из себя улыбку и помахал планшетом.
— Тут все готово? Можно заделывать перегородку, да?
Анри Лаваль перегнулся через перегородку, осветил мощным фонариком хвостовой отсек и внимательно осмотрел его. Другой рукой он взял у Нури планшет и принялся быстро перелистывать страницы с чертежами. Не следует доверять этим алжирцам, они могут не разобраться в графике инспекций. Лаваль еще раз проверил все страницы. Каждый инспектор поставил свою подпись. Электрика, гидравлика, топливные баки — все было проверено, и об этом имелась отметка соответствующего инспектора. Лаваль убедился и в наличии своей подписи.
— Да, все проверки закончены, — подытожил он.
— И моя электрика? — спросил Саламех.
— Да, да. Ты хорошо поработал. Перегородку можно закрывать. — Лаваль вернул планшет алжирцу, пожелал ему спокойной ночи, повернулся и пошел прочь.
— Благодарю вас, инспектор, — крикнул вслед французу Саламех, повесил планшет на пояс и, пригнувшись, продолжил свой путь между стойками, периодически оглядываясь через плечо. Инспектор Лаваль ушел. Саламех слышал, как изоляторщики собирали инструменты и спускались на платформу. Кто-то выключил большую часть ламп над салоном, и в хвостовом отсеке стало еще темнее.
Алжирец включил свой фонарик и направил луч вверх. Медленно поднимаясь по стойкам, он почти достиг того места, где сходились две стороны хвостового оперения. Из одного из своих обширных боковых карманов Саламех достал черную коробочку размером не больше пачки сигарет, на которой имелась металлическая пластинка с выбитой на ней надписью: «S.F.N.E.A.[1] CD—3265—21», но эта надпись отнюдь не соответствовала назначению прибора.
Из верхнего кармана алжирец достал тюбик с клеем, выдавил клей на алюминиевую пластину, затем крепко прижал коробочку к пластине и подержал ее в таком состоянии несколько секунд. Потом он вытащил из коробочки телескопическую антенну и отвернул ее в сторону таким образом, чтобы она не касалась металлических деталей.
