Реки Вавилона - [3]

— Да.

— Да, — повторил Риш. — Да. — В его голосе слышалось злобное удовлетворение.

Саламех вспомнил темные глаза алжирца, наблюдавшего за ним весь день, и ему показалось, что во взглядах всех рабочих, даже клепальщиков — алжирца и француза — читалось скрытое соучастие.

— Инспекция завершена? Хвостовое оперение закроют сегодня ночью? — Риш говорил тоном человека, знающего ответы на свои вопросы.

— Да.

— Ты установил радиоприемник в самой высокой точке хвостового оперения, вблизи обшивки?

— Прямо на обшивку, Ахмед.

— Отлично. А антенна?

— Выдвинул.

— А подсоединил радиоприемник? Он будет получать постоянный заряд от бортовых аккумуляторных батарей?

Саламех много раз в уме заранее прорепетировал свои действия.

— Я подсоединил его к хвостовому навигационному фонарю. Соединительный провод невозможно будет обнаружить даже при тщательной проверке, я подобрал его того же самого цвета — зеленый. И радиоприемник никто не заметит, а если даже и заметит, то я прикрепил на него табличку с серийным номером деталей «Аэроспасьяль». На эту уловку не поддался бы только инженер-электрик, а остальные или не заметят его, или подумают, что он и должен там находиться.

Саламеху показалось в темноте, что Риш кивнул.

— Отлично. Отлично. — Некоторое время Риш молчал, но Саламех слышал и ощущал его дыхание. Потом Риш снова заговорил: — Ты тщательно закрепил электродетонатор?

— Конечно.

— А пластик? — Риш употребил обычное французское название пластиковой взрывчатки.

Саламех, словно заученный урок, повторил то, чему его учили:

— Я закрепил его на верхушке топливного бака. Бак в этой точке слегка закруглен, слой пластика получился толщиной примерно в десять сантиметров, детонатор разместил точно в центре заряда. — Саламех облизнул замерзшие губы. Он не симпатизировал всем этим людям и их делу, понимал, что совершил большой грех. С самого начала у него не было никакого желания связываться со всем этим. Но, по мнению Риша, каждый араб являлся партизаном. От Касабланки в Марокко до Багдада в Ираке — все они были партизанами, все были братьями. Их более ста миллионов. Саламех не верил ни одному слову Риша, но его родители и сестры продолжали жить в Алжире, что помогло Ришу заставить его совершить этот гнусный поступок. — Я горжусь тем, что выполнил свою часть работы, — произнес Саламех, чтобы заполнить тишину, хотя и понимал, что пользы от этих слов не будет. Внезапно он осознал, что его судьба была решена в тот самый момент, когда его нашли эти люди.

Риш, похоже, не слушал. Мысли его были заняты другим.

— Пластик. Ты говоришь, он лег точно по форме верхушки бака? Может быть, тебе надо было покрыть его алюминиевой краской? — рассеянно поинтересовался Риш.

Саламеху очень хотелось сообщить Ришу что-нибудь успокаивающее, что могло бы устранить терзавшие его сомнения.

— Туда больше никто не зайдет. Хвостовой отсек отделяется от салона герметической перегородкой. Вся гидравлика и электрика обслуживаются с пультов, расположенных за перегородкой. Заклепанные пластины перегородки могут быть сняты только в случае аварии или крайней необходимости. Никто больше не увидит ту сторону топливного бака. — Саламех определенно слышал нетерпеливое дыхание по крайней мере трех человек, притаившихся в тени позади Риша. В конце тоннеля уже стало совершенно темно, время от времени на реке или в заливе раздавались гудки пароходов, их отголоски разносились по холодному укрытию.

Риш что-то пробормотал.

Саламех приготовился к худшему. Зачем надо было встречаться в этом темном месте, когда с таким же успехом можно было встретиться в уютном бистро или на квартире? В глубине души он знал ответ на этот вопрос и все же предпринял отчаянную попытку изменить свою уже предрешенную судьбу.

— Как ты и хотел, я написал заявление с просьбой о переводе на завод в Тулузу. Они пойдут мне навстречу. Для меня будет честью сделать то же самое там на другом самолете, — с надеждой произнес он.

Риш издал звук, похожий на смешок, и по спине Саламеха пробежал холод. Развязка приближалась.

— Нет, мой друг, — прозвучал голос из темноты. — Этот вопрос уже решен. Ты свое дело сделал, а об остальном позаботятся другие.

Саламех сглотнул подступивший к горлу комок.

— Конечно, но… — Он услышал, как Риш хлопнул в ладоши.

Несколько рук проворно и ловко прижали Саламеха к скользкой стене укрытия. Он ощутил прикосновение к горлу холодной стали, но не смог даже крикнуть, потому что ему зажали рот. Второй и третий ножи вонзились в область сердца, но в спешке убийцы пробили только легкие. Саламех почувствовал, как теплая кровь хлынула на его холодную кожу, услышал хрипы, вырывавшиеся из горла и легких. Еще один нож вонзился в спину, но скользнул по кости. Понимая, что обречен, Саламех сопротивлялся чисто машинально. Охватившая его боль свидетельствовала о том, что убийцы пытались быстро сделать свою работу, но излишнее возбуждение помешало им выполнить ее хорошо. Саламех подумал о жене и детях, ожидавших его к ужину. А затем лезвие ножа все-таки нашло его сердце, муки его закончились, и он умер, дернувшись в предсмертной судороге.

Риш что-то тихо проговорил убийцам, опустившимся на колени возле трупа. Они вытащили у убитого бумажник, сняли часы, вывернули все карманы и сняли с него добротные рабочие ботинки. А затем перекинули труп через край помоста, держа за ноги, и тело Саламеха зависло над черными волнами, ритмично ударявшими о стены укрытия. Водяные крысы, постоянно пищавшие со всех сторон, затихли в ожидании. Залитое кровью лицо Саламеха коснулось холодной затхлой воды, и убийцы отпустили ноги трупа. Своды укрытия вновь огласились писком прыгавших с помоста водяных крыс.