Реки не умирают. Возраст земли - [7]

— Не бойся, это наши.

— Я не боюсь, мамочка, нисколько.

— Ты у нас молодец.

Вера вышла на крыльцо. Уже рассветало. Прямо за рекой, где в открытой степи виднелся Меновой двор, низко нависали кучевые облака рыжей пыли от казачьих сотен. По ним и били шрапнелью с берега. В небе еще не успели распуститься белые тугие клубки дыма, как вслед за очередными выстрелами возникали новые клубочки. Верховой ветер начал разматывать пороховую пряжу, опутывая ею железную дорогу. А снаряды все рвались — и все ближе, ближе к полноводному Уралу. В стороне, огибая с запада поле боя, неожиданно показалась длинная вереница перелетных птиц. Казара была встревожена событиями на земле и, теряя свой привычный строй, сбивалась в кучу. Но вожак настойчиво тянул стаю из зоны шрапнельного огня — туда, на север.

Вера оглянулась: позади нее стояли Васена с Поленькой. Девочка храбрилась на виду у взрослых, не понимая значения того, что происходило рядом с городом. Мать показала ей на летящую с юга казару. И она, запрокинув головенку, больше ничего уже не видела, кроме этого высокого сияющего неба, в котором исчезали, удаляясь, вечные гонцы весны.

3

Михаил Великанов чудом держался на ногах. Выручала молодость. С того раннего утра, когда он заменил на посту начальника обороны города тяжело раненного Вилумсона Эдуарда Фридриховича, казалось, прошла вечность. А прошло всего трое суток.

Едва успел отогнать казаков за станицу Каменно-Озерную, на восток от Оренбурга, как началось наступление с севера. К счастью, вовремя подоспел 277-й Орский рабочий полк. В коротком встречном бою под хутором Беловом неприятель был остановлен и отброшен, хотя дутовская конница действовала там уже совместно с пехотой колчаковского генерала Бакича. Дутовцам не помогла и офицерская «золотая рота», бежавшая под ударом гаевского Железного эскадрона.

Но передышка измерялась только одной ночью. На рассвете 23 апреля слабые южные заслоны красных были атакованы, первым конным корпусом генерала Жукова. Когда Великанову доложили об этом, он подумал, что вот-вот перейдет в наступление и второй конный корпус генерала Акулинина. Он был почти уверен, что в эту пасхальную неделю Дутов нанесет концентрический удар с двух направлений.

— Как вы считаете, Александр Алексеевич? — спросил он Коростелева, комиссара штаба обороны.

Тот не понял его вопроса, глубоко задумавшись над картой.

Великанов объяснил, чего больше всего опасается сейчас: одновременной атаки с юга и востока.

— Не забывайте, Михаил Дмитриевич, еще о севере, — сказал Коростелев, приглаживая ладонью взъерошенные волосы.

— Вы успокоили меня, — горько улыбнулся Великанов. — Конечно, в военной истории бывало всякое. Фридрих Великий под Росбахом двадцатью пятью тысячами разбил пятьдесят тысяч.

— Нам здесь потяжелее. Но у нас революционные полки. Выдюжим, Михаил Дмитриевич.

Они встретились взглядами: молодой, порывистый начальник обороны и степенный, поживший на свете комиссар, за плечами которого была уже третья революция. Большие цыганские глаза и этот смолистый чубчик придавали Великанову дерзкий вид, в отличие от Коростелева с его спокойными, чуть лукавыми глазами и притаенной в усах доброй усмешкой.

— Что ж, отправимся, Александр Алексеевич, я на южный участок, вы на восточный.

— Согласен, — ответил, поднимаясь, Коростелев. — Что нам Фридрих Великий, когда с нами Великанов.

— Вы еще шутите, Александр Алексеевич.

— Ну, ни пуха тебе, ни пера...

События за Уралом, южнее города, сразу же приняли драматический характер. Густые сотенные лавы дутовцев сбили с Донгузских высот малочисленный отряд красных и погнали его к реке. Самодельный бронепоезд «Волгарь», посланный навстречу белой коннице, не выдержал огневого поединка с конно-артиллерийским дивизионом и начал отходить к Меновому двору. Заняв Меновой двор, казаки вплотную приблизились к Уралу. С каждым часом положение становилось все более критическим.

Великанов стоял на правом высоком берегу реки и ждал, когда наконец появится резервный 217-й полк, который ему так не хотелось вводить в бой: формирование полка не было закончено.

Внизу, под глинистым обрывом, ходко бежал мутный, вспененный Урал, затопивший на той стороне окраинные домишки Ситцевой деревни. «Что, близок локоть, да не укусишь», — думал Великанов о казаках. Они спешились за рекой и глазели на Оренбург, словно в ожидании парома. Да, Урал заменял сейчас Великанову целую дивизию. И он отчетливо представил себе, как тяжко придется Александру Алексеевичу в открытой степи, если генерал Акулинин развернет весь свой корпус.

В полдень командир 217-го полка Иван Молодов, мастеровой человек с лесопильного завода, повел рабочие батальоны по железнодорожному мосту. Казаки не ожидали такого среди бела дня, отпрянули назад, вдоль насыпи. Завязался жаркий бой. Великанов наблюдал до тех пор, пока дутовские цепи не начали откатываться на юг. Тогда он сказал своим верным ординарцам, чехам Францу Грануешу и Грише Хайслингеру:

— Кажется, теперь можно возвращаться в штаб...

Великанов уже знал, что второй казачий корпус Акулинина тоже перешел в наступление, и его изнуряло беспокойство — почему оттуда не поступает новых донесений. Немного обнадеживало лишь то, что дутовские корпуса начали в разное время. В чем тут дело?.. Он нетерпеливо искал ответа и не находил. В самом деле, отчего бы им не ударить по единому сигналу? Откуда у них эта странная нерешительность? А может быть, это только разведка боем и на юге и на востоке? Или все-таки ошибка?..