Река жизни русло не меняет. Книга 2. Бог - [42]

А в душе у Рукова был целый клубок чувств. Он хотел как можно быстрей увидеть Дашу, и в то же время опасался встретиться (как ему представлялось) с осуждающим взглядом жены. Обида и злость на самого себя ещё не прошли у него, и кололи, кололи сердце. Ему казалось, что и Бог от него отвернулся, потому что он так низко пал. Тогда, полгода назад, он ехал уравновешенным и спокойным, так как убедился, что Маша его не предавала. Сейчас же он вёз с собой мешанину душевных переживаний. Имелось ещё одно отличие: тогда он убегал и скрывался, а сейчас он не убегал, за ним не гнались, и в то же время он скрывался.

Сегодня на белорусском вокзале он сел в фирменный поезд до Полоцка. В купейном вагоне было тихо и спокойно, не ощущалось привычной суеты перед отъездом. Молодая рыжеволосая проводница в синей форменной одежде, которая как ни странно была ей к лицу, проверив билеты, пожелала Стасу счастливого пути.

Руков и раньше замечал, что белорусы немного, но отличаются от россиян. Возможно, сказывается близость Запада, и это накладывает отпечаток на культуру людей. А возможно, поведение жителей этих стран немного разнится из-за того, что в России производство в основном частное, и люди крутятся, суетятся и выживают, как только могут. А в Белоруссии в основном производство государственное и поэтому в поведении людей больше степенности, размеренности и даже меланхолии.

Несмотря на то, что солнце садилось за горизонт, в вагоне было душно. Пожилая женщина, ехавшая с малым ребёнком, вероятно, внуком, попросила приоткрыть окно. Когда все в купе улеглись на ночь, и кроме стука колёс все звуки утихли, Руков прикрыл глаза и устало вспоминал события последних двух дней.

Ещё вчера утром он был весь на пределе нервного напряжения. Но после того, как он убедился, что Сыч уже в вечности, а оттуда не возвращаются, он постепенно перестал нервничать. Вчера же без приключений он доделал всё, что касалось машины и оружия. Поставил девятку в гараж. Там же поменял номера на машине. После, собрав «левые» номера, пистолет и дубликаты ключей, выкинул всё в реку. Затем позвонил Ренату и попросил о встрече. Но его старый кореш был свободен только сегодня. После беседы с Ренатом в уютном кафе они поехали к нотариусу, где Стас оформил доверенность на полное распоряжение его имуществом. Благо, что догадался за неделю до этого восстановить свой настоящий паспорт на имя Ивана Травина. В этом ему тоже помогли Ренат и определённая сумма наличностью.

Больше он никому сегодня не звонил: ни Морозову, ни Рогову. Сразу поехал на вокзал покупать билеты из Москвы. Теперь ему не хотелось оставаться ни дня в столице, его очень сильно тянуло к жене.

На этот раз их встреча тоже сильно отличалась, от той другой, в декабре прошлого года.

В половине девятого утра Стас позвонил в дверь их с Дашей квартиры. Он почему-то был уверен, что Даша дома. Так оно и вышло. Катя с утра поехала на работу, поэтому Даша в квартире была одна. У неё было какое-то тревожное предчувствие, что-то должно было случиться сегодня, и это её волновало. И вот звонок в дверь. Даша, когда открывала замки, была уверена, что за дверью стоит он — её муж.

— Стас! — только и произнесла она, отступая в сторону и рукой приглашая его войти. Как только она закрыла за мужем дверь, ей сразу же захотелось кинуться мужу на шею, обнять и прижать к себе. Но тут Стас сделал то, что она совсем не ожидала — он стал перед ней на колени, опустил голову и тихо произнёс:

— Даша, прости, я тебе изменил.

Даша подошла к нему вплотную, прижала его голову к своему, уже большому, животу и тоже тихо сказала:

— Как же я тебя ждала, как сильно я тебя ждала, Стас.

— Ты разве не слышишь, что я тебе сказал? — Руков немного повысил голос.

— Слышу, слышу, слава Богу, пока ещё не глухая, — Даша говорила тихо, спокойно и даже с грустью. Перебирая у мужа волосы, она добавила, — несладко тебе там жилось, сколько седых волос добавилось, какое осунувшееся лицо у тебя, а ведь не было тебя только три недели.

Они так и разговаривали: Стас, стоя на коленях, а Даша прижимала его голову к своему животу. У Рукова не хватало сил поднять глаза и встретиться взглядом с женой, поэтому он так и стоял на коленях, прижавшись к ней головой.

Потом Стас спохватился и попытался оправдаться:

— Я не хотел этого, у меня был выбор — отказаться и умереть или жить с этим, ты слышишь меня?

— Стас не надо об этом, ведь ты тоже меня не слышишь.

Руков недоумённо поднял на Дашу глаза, и взгляды их встретились. Никакого осуждения или гнева в глазах жены он не увидел. Из них просто лучилась мягкая доброта, спокойствие и нежность. Стас не выдержал этого взгляда — отвёл глаза.

— Я же говорю тебе, как сильно я тебя ждала, и ты, наконец, пришёл. Сколько я молила Бога за тебя, да и не только я.

— Прости меня, Даша, прости!

— Я тебя прощаю, да и как может быть иначе, Стас, любимый? Ты чувствуешь, наша дочь подаёт тебе знаки?

— Она толкнула меня два раза только что, я это почувствовал.

— Она теперь гладит твою голову, через мой живот, наша дочь прощает тебя тоже.

Стас, услышав это, не выдержал, горькие-горькие потекли у него из глаз слёзы, и он заплакал, потом зарыдал, прижавшись к Даше, как ребёнок, словно прося у неё защиты. Она же гладила его волосы и приговаривала: