Река твоих отцов - [50]
— Мэнгукчана, нашу девочку унесла река!
Еще не веря несчастью, она вскочила и, придерживая рукой распущенные волосы, побежала к реке.
Там, где прежде стоял бат, плескались волны. Мэнгукчана хотела крикнуть мужу, чтобы он позвал сына Лядэ, но Тэрганэй, схватив чаут — лассо, уже бежал к оленям. С ходу набросив лассо на рога белого верхового укчака, Тэрганэй сильным рывком выхватил его из стада и сразу же хотел оседлать, но укчак не давался. Несколько минут эвенк успокаивал оленя; наконец, оседлав, сел на него верхом и помчался вдоль холмистого берега, надеясь догнать и перехватить бат.
Мэнгукчана проводила его взглядом, а когда муж скрылся за поворотом, опустилась на сырой от росы ягель и закрыла руками лицо.
Два часа скакал Тэрганэй на белом олене, и за это время трижды поворачивала река. Перед тем как руслу реки повернуть в четвертый раз, навстречу поплыл такой густой туман, что в десяти шагах ничего не было видно. Ослепший от тумана олень стал припадать на передние ноги, и, как ни бился с ним эвенк, укчак бежать уже не мог.
Когда ветер немного разогнал пелену тумана и снова показалась река, путь неожиданно преградили горы. Оставив оленя, эвенк стал взбираться на гору. Склон был отвесный, поросший сырым мхом. Тогда Тэрганэй выхватил из-за пояса нож, просовывал его в расщелины и подтягивался на руках. Достигнув, наконец, вершины, Тэрганэй долго всматривался вдаль, но не увидел бата. Только крупные белые чайки лениво кружились над водой.
С тяжелым сердцем спустился он с горы и, забыв про оленя, медленно побрел назад. Олень, глухо побрякивая жестяным колокольцем, шел следом, сбивая копытами ягель и на ходу подбирая его.
Над долиной уже взошла луна, когда Тэрганэй вернулся в стойбище. Мэнгукчана видела, что он пришел без девочки, и не поднялась с земли. Рядом с ней, опустив голову, сидел Лядэ.
— Река бежала быстрее белого оленя, — сказал Тэрганэй упавшим голосом. — Потом дорогу заслонили горы…
Жена посмотрела на него отсутствующим взглядом и ничего не ответила.
— Я поднялся на самую высокую гору, — продолжал он прежним голосом. — Там река бежала еще быстрей…
Отослав Лядэ стеречь оленей, Тэрганэй сел на его место и обнял жену за плечи. Так они просидели молча всю ночь. Едва забрезжил рассвет, разобрали юрту и откочевали к горному хребту, куда они собирались перебраться гораздо позже — с первыми заморозками.
Девочку в это время уносила река…
Когда заря разбудила ее, девочка протерла кулачками глаза, улыбнулась. Она ждала, что скоро появится мать, заберет ее в юрту и напоит теплым оленьим молоком. Но мать долго не приходила, и девочка заплакала. Она раскутала оленью шкуру, ухватилась ручками за борт, встала. Берега, бежавшие навстречу, показались ей чужими. Там, где они жили, на берегу стояли две юрты, а у самой воды на жердях, воткнутых в песок, сушилась рыболовная сеть. На холме была клетка с лисенком, которого ей недавно подарил Лядэ. Каждое утро она приносила лисенку остатки молока и долго возилась с ним. Недавно зверек выскользнул из ее рук и побежал в тундру. Девочка закричала. На крик прибежал Лядэ. Узнав, в чем дело, пустился догонять лисенка и, поймав его, бросил в клетку и запер ее.
— В другой раз не поймаю, — строго предупредил Лядэ.
Мысль о лисенке, который ждет ее, заставила забыть про все остальное, и девочка немного успокоилась. Ей стало холодно. Она легла на дно бата, натянула на себя оленью шкуру. По небу плыли редкие облака.
Они то сходились в одно сплошное облако, закрывая солнце, то расходились, и в узкие просветы опять пробивались жаркие лучи. Потом из-за сопки вылетели гуси. Девочка вспомнила сказку про диких гусей, которую ей часто рассказывала мать. Сказку про маленькую девочку, заблудившуюся в тундре, и про то, как старая гусыня подобрала девочку, посадила на крылья и принесла в стойбище.
«Если мама долго за мной не придет, — думала девочка, — гусыня на крыльях принесет меня к ней».
Но гуси быстро пролетели и скрылись за облаком.
Девочку стал мучить голод. Она опять ухватилась за борт, встала. Холодный ветер дул ей в лицо, в грудь, задирал рубашонку. Едва держась на ногах, она вглядывалась в берега и опять не узнавала их. Теперь уже не холмы с колючкой бежали ей навстречу, а высокие темные горы. Ей было страшно, и она хотела крикнуть. Но у нее почему-то пропал голос. Окоченевшие ножки сами сгибались в коленях, а руки едва держались за борт. Новая сильная струя ветра на повороте ударила в грудь. Девочка упала на дно бата, раскинув ручки.
Гораздо позже она узнала, что река несла ее весь день и всю ночь, и лишь на рассвете следующего дня, когда бат вынесло течением в горловину лимана, его заметил с горы и перехватил пастух.
Пастуха, который спас девочку, звали Лекэ. Он еще в начале весны покинул стойбище и все лето кочевал с оленями.
Лекэ не заметил, что в бате лежит девочка, и несколько минут провожал его взглядом. Неожиданно течение круто повернуло бат к песчаной косе: Лекэ подумал, что, пока будет жить у воды, бат может ему пригодиться, и решил перехватить его.
— Ай-ай, как далеко унесло тебя, маленькую! — сокрушался пастух и, взяв ее на руки, отнес в юрту.
