Река слез - [13]

Родители внушали мне, что использовать косметику — это зло. Значит, начав предлагать другим это зло, я совершила поворот на 180 градусов. Кто бы мог предвидеть подобный кульбит? Только не я. Я улыбалась, представляя лица членов моего клана, наблюдающих за мной во время работы среди всей этой красоты, говоря другими словами, практически прислуживающей сатане.

Мне поначалу было трудно справляться с работой, не имея ни соответствующего образования, ни опыта, и, что самое главное, не зная ни слова по-английски. Когда я искала работу, мне было очень тяжело постоянно ходить в туфлях на высоких каблуках. Мне казалось, что мужчины находят меня странной. Женщины же, наоборот, демонстрировали мне свое презрение.

Что скрывать, не так-то легко мне было найти место под солнцем и добиться признания в мире, который я еще так плохо знала. Жители Квебека, в особенности их женская половина, с опаской относились к новичкам, заслужить их доверие было не так-то просто.

В бутике я проработала три месяца. Потом его закрыли. Мне было жаль, тем более что ходить в туфлях на каблуках мне нравилось все больше и больше. Они словно были залогом материального благополучия и придавали веры в свои силы. Впрочем, у меня уже были кое-какие планы на будущее.

* * *

Когда мы были узниками, запертыми в кладовке, я для поднятия духа обещала девочкам свободу, хотя в душе по-настоящему не верила, что это возможно. Казалось, что для меня нереально покинуть ту страну, тот сплоченный клан, но я понимала, что должна бежать оттуда как можно дальше. Как это ни парадоксально, я знала, что все равно сделаю это. Мои дочери заслуживали лучшую жизнь, я должна была оградить их от моральных и физических мучений.

Я строила радужные планы, успокаивала детей рассказами о светлом будущем.

— Обещаю вам: мы уедем далеко отсюда, будем жить свободными и счастливыми втроем. Никто больше не поднимет на вас руку, не будет навязывать свои взгляды. Никто больше вас ire унизит.

Нора думала, что заключение превратило меня в одержимую, переставшую понимать, где границы реальности. Умоляла меня спуститься с небес на землю.

— Ты прекрасно знаешь, что эти люди способны содрать с нас кожу. Не хочу больше слушать твои россказни. Лучше подумай, что будет, если ты не захочешь возвращаться к этому человеку, которого я никогда не назову отцом.

Время от времени, когда на Нору накатывали мрачные мысли, она пыталась возражать или даже провоцировала меня, но я стояла на своем. Я хотела жить, несмотря на мрачную реальность. Я не могла принять то, что в столь юном возрасте моя дочь стала такой пессимисткой. Я повторяла ей:

— Вот увидишь, Нора, все образуется. Однажды мы уедем далеко, и я напишу про нас повесть, в которой поведаю людям обо всех ужасах, пережитых нами.

* * *

Через несколько лет после нашего переезда в Квебек настало время воплотить свое обещание в жизнь, прежде всего ради моих дочерей, а также ради всех женщин, жизнь которых невыносима. Словом, я начала писать повесть.

«Паранджа страха» была издана и, к моему удивлению, заняла неплохую позицию в книжных рейтингах. У меня отняли право на образование, как и у многих моих современниц, обо мне никто не заботился, меня унижали близкие, и вот теперь меня поздравляли, обо мне писали в средствах массовой информации, у меня просили интервью для газет. Мои слова услышали не только в Квебеке, но и во всем мире. Мною заинтересовались люди разных национальностей.

«Паранджа страха» была переведена на восемь языков. В России и, в особенности, в Украине ее очень хорошо приняли, как и во Франции и Испании. Голландцы, чехи, итальянцы, немцы и португальцы с пониманием отнеслись к моей истории. Только англоязычные издатели до сих пор пренебрегают моей автобиографической книгой. Мой мир по-настоящему преобразился. У меня открылось второе дыхание.

Сразу после появления «Паранджи страха» меня словно закрутило в пестром водовороте. Я слышала в свой адрес и похвалу, и критику, а случалось, что и угрозы. Похвала заставляла меня двигаться дальше и не опускать руки, угрозы воскрешали старые страхи и принуждали держаться как можно дальше от тех, от кого они исходили.

Меня и любили, и ненавидели. Когда в 2006 году в книжном салоне в Монреале к стенду с моими книгами подошли четыре молодых алжирца, я не смогла сдержать нервной дрожи. Но они стали громко выкрикивать «браво» и хвалить меня за мужество. Самый высокий, крепко сложенный парень сказал мне:

— Я прочел книгу несколько раз и каждый раз плакал. Я хочу обнять тебя.

Мотом он добавил:

— Разбей оковы, сестра!

В том же салоне год спустя две женщины с закрытыми вуалью лицами сказали мне, что я просто «грязная, порочная девка».

Еще один повод для беспокойства — это то, что после публикации повести мое имя как имя предательницы несколько раз упомянули в мечетях. Еще серьезнее то, что исламские активисты знают школу, которую посещают мои дети. Добавьте к этому угрозы, присылаемые по почте.

До каких пор они будут меня преследовать? Или я должна была скрывать правду и притвориться без различной, чтобы взамен получить покой и возможность дышать полной грудью, не испытывая страха?