Река Найкеле - [34]
А потом я готовила бы постель и на темной шелковой наволочке увидела бы полудлинный светлый волос, очень светлый, платиновый. Я сняла бы его двумя пальцами и разглядывала под лампой, но он не был темным даже у корня, и я спросила бы доктора, сидящего в соседней комнате: здесь была блондинка? А доктор сделал бы мьют телевизору и переспросил: что ты сказала, детка? И я бы повторила: у тебя была блондинка?.. Муж тогда подошел бы ко мне, стоящей под лампой с этим волосом, и хотел бы сказать, что это ласточка принесла волос в клюве, и тогда мы оба поняли бы шутку, потому что мы культурные люди и читали про Тристана и Изольду. Но вместо этого он сказал бы: да. И я стала бы задавать глупые и обидные вопросы, кто да откуда, студентка-практикантка, и хороша ли она была, и когда только он успел. А он рассказал бы какую-нибудь неинтересную историю и в конце добавил: не расстраивайся, детка, у меня все равно ничего не получилось. И я бы нервно рассмеялась, и немножко заплакала, и спросила: как так не получилось?.. А доктор бы иронически ответил: а вот так, не встал, да и все. И обнял бы меня большими руками, и комично закончил историю рассказом о том, как практикантка ушла несолоно хлебавши. Он обнимал бы меня, и мы раскачивались бы потихоньку влево-вправо, и он смотрел бы сверху на мои волосы и думал, что не было никакой практикантки, думал, седеет моя детка, просто моя Лора седеет. А я закрыла бы глаза и думала: как скучно, Боже мой, как скучно.
Ночь в клубе, симпатичный раздолбай-шотландец угощает меня вином, несмотря на то что я почти не говорю по-английски, а он совсем не говорит ни по-русски, ни по-французски, нехитрая беседа о музыке, и о России, и об алкоголе. Прости, Норман, Дима говорит, моего бойфренда задержали полицейские, наверное, у нас проблемы, я пойду. Постараюсь быть на твоем концерте завтра или послезавтра, было очень приятно. Два автомобиля в подворотне, на багажнике разложена добыча — шприц, пузырьки, пакетики, трубка — от трех до пяти, как я понимаю. С заднего сиденья он смотрит на меня, и его взгляд — тройное «З». Злобный, затравленный, звериный. Рядом мечется зареванная женщина с мобильником, — полчаса назад она похохатывала за моим столиком, оправдываясь, что выкурила все мои сигареты. Я ее не знаю, хотя она откуда-то знает меня. Я по пояс залезаю в окно второго автомобиля, чтобы выяснить цену вопроса. Полторы тысячи за двоих, ну что ж, это разумно, но столько у меня нет. Курю молча. Зареванная подходит, заглядывает мне в лицо. Знаешь что, я в первый раз тебя вижу, и у меня нет охоты тебя выручать. Она обещает найти пятьсот, и я сажусь в машину к людям в форме. Они везут меня домой за деньгами, и всю дорогу я улыбаюсь, шучу и рассказываю занятные истории. Я боюсь, что зареванная не найдет денег и менты откажутся от моей тысячи. Но кажется, все в порядке, я захожу в квартиру и торопливо опустошаю тайник.
Мы едем назад, и я наконец-то могу забрать свое сокровище. Тебя не били, спрашиваю я, и мы, обнявшись, идем ловить такси. Небо светлеет. У меня много вопросов, очень много, но я знаю, что не задам их, скорее всего, никогда.
Через день в маршрутке напротив меня сидит чистенький молодой господин с усиками, он аккуратно подстрижен, на шее золотая цепочка, на ногах шлепанцы поверх черных носков. Мужчина разговаривает с другом, которого мне не видно. Он рассказывает историю о своей непутевой жене или подруге, которая, будучи пьяной, ввязалась в драку на остановке и попала в участок, из-за чего ее малолетняя племянница сутки просидела дома одна без еды. Он рассказывает это спокойно, без мата, без возмущения, сожалея лишь о том, что малышка была голодна. Я смотрю на него и думаю, как было бы хорошо, если бы я умела любить таких простых, добрых и работящих парней, пусть даже будут в усах и шлепанцах, ведь мама меня учила любить именно таких. Главное, чтобы человек был хороший, говорила она.
Я не ем вторые сутки и не пью даже воды. Не потому, что больше нет денег, — голод — это мой точильный камень, а ненависть — лезвие, которое я точу. Мне нужно это лезвие, чтобы вырезать жирный крест на этой дурацкой истории, но оно ржавеет прямо у меня в руках. Я просто слабая слабая слабая женщина, слабая и смешная. Он спит, а я плачу в свой чай с печеньем, и жизнь продолжается, я потеряна для всех чистеньких мальчиков в золотых цепочках и без.
Фея
Приходила голубая фея-крестная, приносила кувшинку в лаковых зубах, клала на одеяло, смеялась ласково.
Голубая была на ней пижамка хлопковая и настоящий феинский колпак.
Как случилось, девочка, спрашивала она меня, как произошло?..
Что твоя любовь превратилась в блуждающий болотный огонек, зовет он и путает, заманит и утопит?..
Как случилось, что любовь твоя превратилась в огонь олимпийский, передают его из рук в руки, из уст в уста, от отца к сыну?
Качала головой фея-крестная, и крест красный Андреевский качался вместе с ней — священная буква «X», переменная, неизвестная.
Следи за волшебной палочкой, говорила она и водила перед глазами, дирижируя, а я пела, пела русалкой на камушке.
Книга сказок «Арысь-поле» о том, чего нам всегда не хватает, — о любви. Это книга для тех, кто плывет, нигде не бросая якоря; для всех неприкаянных Божьих тварей. Удивительные красивые сказки, в которых девочки любят ангелов, совят и волчков; в которых девочки становятся ящерицами, рождественскими феями и незримыми источниками печали…
Жизнь — это Книга Блаженств. Одни читают ее глубоко и вдумчиво, другие быстро и жадно, третьи по диагонали, а кто-то вовсе грамоты не знает. Нам неведомо, кто ее пишет для нас, кто предназначает ее нам, безликим, спящим в коконе небытия, кто готовит нам волшебный, уму непостижимый дар. На полях Книги Блаженств пишут свои истории герои Анны Ривелотэ — друг для друга, и каждая — о любви. Истории любви, истории жизни дробятся, срастаются и расслаиваются на тысячи зеркал — в них отражаются судьбы, и лица, и кубинское солнце, и венецианские каналы.
Книгу вроде положено предварять аннотацией, в которой излагается суть содержимого книги, концепция автора. Но этим самым предварением навязывается некий угол восприятия, даются установки. Автор против этого. Если придёт желание и любопытство, откройте книгу, как лавку, в которой на рядах расставлен разный товар. Можете выбрать по вкусу или взять всё.
Телеграмма Про эту книгу Свет без огня Гривенник Плотник Без промаху Каменная печать Воздушный шар Ледоколы Паровозы Микроруки Колизей и зоопарк Тигр на снегу Что, если бы В зоологическом саду У звериных клеток Звери-новоселы Ответ писателя Бориса Житкова Вите Дейкину Правда ли? Ответ писателя Моя надежда.
«Наташа и другие рассказы» — первая книга писателя и режиссера Д. Безмозгиса (1973), иммигрировавшего в возрасте шести лет с семьей из Риги в Канаду, была названа лучшей первой книгой, одной из двадцати пяти лучших книг года и т. д. А по списку «Нью-Йоркера» 2010 года Безмозгис вошел в двадцатку лучших писателей до сорока лет. Критики увидели в Безмозгисе наследника Бабеля, Филипа Рота и Бернарда Маламуда. В этом небольшом сборнике, рассказывающем о том, как нелегко было советским евреям приспосабливаться к жизни в такой непохожей на СССР стране, драма и даже трагедия — в духе его предшественников — соседствуют с комедией.
Приветствую тебя, мой дорогой читатель! Книга, к прочтению которой ты приступаешь, повествует о мире общепита изнутри. Мире, наполненном своими героями и историями. Будь ты начинающий повар или именитый шеф, а может даже человек, далёкий от кулинарии, всё равно в книге найдёшь что-то близкое сердцу. Приятного прочтения!
Логики больше нет. Ее похороны организуют умалишенные, захватившие власть в психбольнице и учинившие в ней культ; и все идет своим свихнутым чередом, пока на поминки не заявляется непрошеный гость. Так начинается матово-черная комедия Микаэля Дессе, в которой с мироздания съезжает крыша, смех встречает смерть, а Даниил Хармс — Дэвида Линча.
ББК 84. Р7 84(2Рос=Рус)6 П 58 В. Попов Запомните нас такими. СПб.: Издательство журнала «Звезда», 2003. — 288 с. ISBN 5-94214-058-8 «Запомните нас такими» — это улыбка шириной в сорок лет. Известный петербургский прозаик, мастер гротеска, Валерий Попов, начинает свои веселые мемуары с воспоминаний о встречах с друзьями-гениями в начале шестидесятых, затем идут едкие байки о монстрах застоя, и заканчивает он убийственным эссе об идолах современности. Любимый прием Попова — гротеск: превращение ужасного в смешное. Книга так же включает повесть «Свободное плавание» — о некоторых забавных странностях петербургской жизни. Издание выпущено при поддержке Комитета по печати и связям с общественностью Администрации Санкт-Петербурга © Валерий Попов, 2003 © Издательство журнала «Звезда», 2003 © Сергей Шараев, худож.
Проза Лары Галль — неподражаема и образна. Запредельно чувственна. Каждая фраза — сгусток энергии: эмбрион, сжатое в точку солнце, крик за мгновение до звука. И такая же запредельная боль. Но и свет. Тоже запредельный.