Река - [20]

- Хорошо, - сказал он, - будь по-твоему. - И добавил: - Прости, я погорячился.

- Ну вот. - И Плетнев разгладил руками лежавшую на столе карту. Следующий вопрос на повестке дня - минные заграждения. Знал этот Малиничев, где мы хотим их ставить?

- Знал, - ответил Лобачевский. Говорить ему было нелегко, но он сжал руки и заставил себя закончить: - Спрашивал, и я ему показал.

Плетнев кивнул головой:

- Вины в этом нет. Я бы тоже показал. А только дальше что делать?

Бахметьев наклонился над картой. Всего лишь в нескольких милях к северу стоял неприятель. По последним сведениям, у него было пять мониторов и четыре канонерских лодки, - просто подавляющие силы. И в любой момент он мог перейти в наступление, поддержанный авиацией и сухопутными частями.

- Все равно поставим, - сказал он наконец, - даже если они знают место. Пусть потом тралят под нашим огнем.

- Поставить, конечно, поставим, - согласился Плетнев, - а только места они не знают. Вот, - и провел ногтем по карте. - На версту, что ли, пониже.

- Дело! - обрадовался Лобачевский. - Только тут широкий плес. Надо на мою "Мологу" штук восемь догрузить, иначе на четыре линии не хватит.

- Три будем ставить, - ответил Плетнев, - времени нет.

Бахметьев взял циркуль и по карте измерил расстояние от намеченного Плетневым места до неприятельских позиций. Вышло меньше, чем хотелось бы, но все же достаточно.

- Пожалуй, не увидят, а впрочем, черт их знает. На всякий случай прикажи мне с парой канлодок выйти на поддержку.

- Выходи. Будешь держаться против острова. Если покажутся корабли противника, прикрывай отступление "Мологи", а потом сам отступай. Ясно? - И Плетнев взглянул на часы. - Сейчас пять двадцать, - сказал он, подумав. Сниматься будете, как только поднимется туман, ну, что ли, около половины седьмого. Пар у вас поднят еще с вечера, значит, управитесь. - Встал и протянул руку: -Желаю успеха!

Бахметьев и Лобачевский, попрощавшись, вышли в коридор, и первый, кого Бахметьев увидел, был старшина-рулевой Слепень. Винтовка его куда-то исчезла, и он стоял, прислонившись к стенке. Очевидно, ждал, чем окончится совещание у командующего.

Семен Плетнев говорил, что нужно было приказывать, как прежде. Ладно - и Бахметьев поднял голову:

- Товарищ Слепень!

- Есть!

- Сейчас же передайте: "Командарму" и "Уборевичу" изготовиться к походу.

- Есть изготовиться! - Голос Слепня был такой же, как всегда, и держался он по-прежнему подтянуто. - Разрешите спросить?

- Да?

- Как же с командиром быть на "Уборевиче"?

В самом деле, не мог же "Уборевич" идти без командира! Может, взять с какой-нибудь другой лодки? А если завяжется бой и ей тоже придется выходить? А потом, "Беднотой" командовал какой-то капитан из речного транспорта, а "Карлом Марксом" бывший артиллерист "Командарма" - самый обыкновенный комендор Шишкин. Слепень был ничем не хуже их. Пожалуй, даже лучше.

- Вы пойдете командиром. Я через десять минут буду у себя на корабле и дам вам все указания.

- Как же это я... - начал было Слепень, но передумал и выпрямился: - Есть, товарищ начальник.

По-видимому, Плетнев был прав, и Бахметьев невольно улыбнулся.

- Ступайте. У меня тут есть кое-какие дела, - и взялся за ручку одной из дверей.

Осторожно ее приоткрыл и в тусклом свете завешенной полотенцем электрической лампочки увидел того, кого рассчитывал увидеть, - комиссара Ярошенку.

Ярошенко стал еще более худым и костлявым, и на белой подушке лицо его казалось совершенно черным. Напряженным взглядом он смотрел на свою огромную забинтованную руку, но при виде Бахметьева на мгновение закрыл глаза и, когда снова их открыл, выглядел совершенно нормально.

- Заходите, - сказал он с живостью. - Рад вас видеть.

Бахметьев сел на стул у койки.

- Как дела? Скоро собираетесь поправляться?

- Насчет поправки пока что слабовато. Завтра утром ждут доктора. То есть не завтра, а, конечно, сегодня,- когда не спишь всю ночь, очень трудно разобраться. - Ярошенко остановился, видимо стараясь вспомнить, о чем он говорил. Наконец вспомнил: - Ну, он отрежет, а там посмотрим. - Заметил, что Бахметьев побледнел, и быстро добавил:- Пустяки. Только до локтя, а она все равно с разбитыми пальцами.

Бахметьев ощутил внезапный приступ тошноты. Здесь, в полутемной каюте, ему стало так страшно, как не было еще ни разу в жизни. Только видеть это Ярошенке отнюдь не следовало, а потому он взял себя в руки.

- Пустяки? - и для большей убедительности сделал удивленное лицо. - Это вы пустяки рассказываете, дорогой товарищ комиссар. Людям ни с того ни с сего руки не режут.

- Ни с того ни с сего не режут, - согласился Ярошенко. - Однако, если нужно, не стесняются, и правильно делают. Это называется ампутация. Имейте в виду - я когда-то был студентом-медиком. Правда, с третьего курса меня забрала полиция, так что лекарь я никакой, Но сейчас у меня тридцать девять и семь, и всю руку раздуло. Не надо быть профессором, чтобы поставить диагноз.

- Диагноз! - все еще не сдавался Бахметьев. - Наш флагманский врач, к счастью, лучший лекарь, чем вы. Бросьте ваши медицинские рассуждения. Через неделю вы совершенно поправитесь и запросто будете писать. . - решил придумать что-нибудь посмешнее и придумал: - Стихи.