Реформация и политическая жизнь в XVI и XVII веках - [12]
Иоганн Рейхлин
Общественное брожение, происходившее в Германии перед началом реформации, сопровождалось, как и всегда это бывает, весьма сильным развитием литературной деятельности, которая сама приняла боевой характер. Конец XV и начало XVI века были для Германии временем умственного расцвета, временем наибольшего процветания гуманизма, выставившего таких деятелей, как Рейхлин, Эразм, Ульрих фон Гуттен; это были годы, когда рядом со старым религиозным брожением, принимавшим мистический оттенок, выступало и даже выдвигалось на первый план новое гуманистическое движение, принимавшее у младших своих представителей светский характер, когда рядом со старой народной «грубиянской» сатирой развивается сатира новая, гуманистическая, нашедшая лучшее свое выражение в «Похвале глупости» Эразма Роттердамского; когда среди образованных людей толки о реформе церкви, занимавшие Европу более столетия, сопровождались рассуждениями о реформе государства, уже успевшими получить значение не простых теоретических разговоров. По тому, что происходило в умственной жизни Германии в годы, непосредственно предшествующие реформации, можно было бы подумать, что общественному движению предстояло совершиться под идейным влиянием гуманизма: то было время быстрого расцвета классических знаний, появления в гуманизме светских стремлений, полного разрыва нового образования со схоластикою, время развития гуманистической сатиры и публицистики, соединения всех гуманистов для общей борьбы с представителями старины и необычайной популярности нового умственного направления в образованном обществе. Если в сфере социально‑политической мы наблюдаем в это время неустойчивое равновесие, напряженное состояние общественных сил, готовность отдельных общественных классов ринуться друг на друга, то в области культурной мы обнаруживаем за тот же самый период времени искание новых начал мысли и жизни, сильное умственное напряжение, страстное желание сразиться с представителями старины. Так называемый «рейхлиновский спор», получивший широкое общественное значение и взволновавший не только ученые круги, но и вообще образованное общество в Германии, служит наилучшим свидетельством того, какое возбуждение господствовало в Германии во втором десятилетии XVI века.
Под рейхлиновским спором, как известно, разумеется полемика, которую вели между собою схоластики и гуманисты из-за Рейхлина. Между гуманистами и схоластиками первоначально не было резких столкновений. Представители старого образования только подсмеивались над гуманистами, считая их недалекими людьми, не понимающими своей выгоды, занимающимися пустяками. С течением времени, однако, когда новое образование пустило корни, и его представители стали отбивать хлеб у схоластиков, последние начали относиться к гуманистам со злобой. Противники не оставались в долгу и выставляли защитников старины, как врагов истинного просвещения, обратив против них свои сатирические стрелы, как мы это видим в произведениях Генриха Бебеля («Батт и Евлог», «Торжество Венеры» «Фацеции») и Эразма («Похвала глупости», написанная около 1510 г.). Сначала схоластики не обращали внимания на гуманистические нападки, но один частный случай сделался сигналом к борьбе по всей линии. В 1504 г. в Кельне принял христианство один еврей по имени Пфефферкон[1], сделавшийся фанатическим врагом своих прежних единоверцев. Он начал писать против них брошюры, за что был взят кёльнскими доминиканцами под особое покровительство: обязанностью монахов этого ордена было наблюдать за книгами, противными вере, и бороться с ересью, и они стали даже переводить на латинский язык и издавать антиеврейские пасквили Пфефферкорна. Последнему между тем пришла в голову мысль уничтожить все зловредные еврейские книги. Он добыл рекомендательные письма к императору Максимилиану и получил из его канцелярии указ, дававший ему право отбирать у евреев и предавать сожжению книги, противные христианству и самому моисееву закону. Выражения указа, однако, были весьма неопределенны, и когда Пфефферкорн обратился за содействием к Рейхлину, как знатоку еврейского языка, тот нашел, что смысл императорского повеления недостаточно ясен, и отказался от участия в этом деле, как лично ему, вдобавок, несимпатичном. Между тем Пфефферкорн с помощью духовных лиц и солдат стал в разных городах отбирать у евреев их книги, не останавливаясь перед насилиями над бывшими своими единоверцами, так что даже архиепископ майнцский, во владениях которого он действовал, вмешался в это дело, негодуя на такое распоряжение непрошенного ревнителя в его епархии. Дело снова дошло до императора, и он поручил архиепископу составить комиссию из сведущих лиц для разбора всего дела и спросить о нем мнения университетов и специалистов. Университеты майнцский и кельнский, равно как инквизитор (magister haereticorum) Гохштратен, кельнский доминиканец, высказались в смысле требований Пфефферкорна, Эрфуртский и Гейдельбергский университеты дали ответы довольно неопределенные, но больше против проекта уничтожения еврейских книг. Зато Рейхлин в целом мемуаре развил ту мысль, что, во‑первых, не уничтожают же сочинений языческих авторов, изучаемых даже в школах, что, во‑вторых, евреи такие же граждане, как и остальные жители Германии, а потому должны пользоваться общим со всеми правом, и что, наконец, преследования лишь еще более укрепят их в вере отцов.
