Редкие девушки Крыма - [34]

– А где будешь учиться? – спросил я.

– Есть варианты с Симферополем, Иркутском, там родственники живут, но я бы хотела в Ленинград.

– А там кто-нибудь есть?

– Никого, – покачала головой Таня, – но мне кажется, это такой сказочный город, волшебный…

– У меня там бабушка с дедушкой, мамины родители.

– И ты после школы поедешь туда?

Я кивнул.

– Вот и я хочу. Как думаешь, получится?

– Конечно, – сказал я и, боясь, что она тут же найдёт аргументы против, немедленно предложил:

– На зимние каникулы я туда полечу. Хочешь, пройдусь по медицинским вузам, соберу информацию?

– Спасибо, если не трудно. Это будет очень здорово.

– А ты когда-нибудь там была?

– Ни разу ещё.

– Понравится, я уверен. Правда, климат другой. Мы тут сидим, как в мае, а там уже скоро может снег пойти.

– Мне почему-то самым большим чудом кажется метро, – сказала Таня. – Смешно, наверное. Я была в метро несколько раз в жизни, маленькая, в Киеве, но всё прекрасно помню. Мечтала там кататься каждый день. Как заходишь, такой тёплый ветер в лицо…

Таня дунула вверх, выпятив нижнюю губу, чёлка лихо подпрыгнула, и мы рассмеялись.

– Оно быстро надоест, – сказал я, – по земле интереснее.

Я подумал: а у меня какие первые впечатления от Питера? Благодаря чему понимаю, что уже приехал, уже там? Много их, в один раз не упомнишь, но если попробовать… Дедушка, встречающий на огромном вокзале. «Волга» с чёрными шашками, везущая домой просторными улицами. Автомобильный мост, под которым проезжаем в самом конце пути, параллельным курсом с железной дорогой. Удивительно широкие лестничные пролёты в доме. Совсем другой, непривычный вкус воды из-под крана. Вот, пожалуй, да! Выпил чаю – и не только понял, что уже в Питере, но и как бы окунулся в него. И ещё, как ни странно, до сих пор удивляют мусоропроводы на лестнице. У нас, на юге, мусоропроводов нет. Дважды в день городок объезжает «ГАЗ» со сплошным металлическим кузовом, из которого сзади торчит маленькая челюсть. Машина стоит в определённых местах по пять-десять минут, мы все знаем её график и в нужный час подходим, опрокидываем вёдра в эту челюсть, которая пережёвывает мусор и заталкивает внутрь. Когда были младше, устраивали пустыми вёдрами целые бои…

– Что улыбаешься? – спросила Таня. Я тихо изложил всё, о чём только что размышлял, и добавил:

– Приезжай, замечательно будет.

И правда, лучше не придумаешь. Когда сам через год приеду, Таня будет в Питере уже своя, заведёт друзей, познакомит меня с новой компанией… Но и эту мы никогда не забудем и однажды приедем сюда вдвоём: Таня вылечит всем зубы, а я… например, спою что-нибудь новенькое.

7

Когда я провожал Таню домой, было темно, полная луна катилась над чёрными крышами и вершинами тополей. Мы пересекли автомобильное кольцо и вышли на «бродвейчик» – так называли отрезок улицы между старым Домом Офицеров и почтой, вдоль которого стояли главные достопримечательности городка: красивое здание исполкома, гостиница, магазины, памятник героическому десанту военных лет, наделавшему паники в тылу врага. Улица носила имя командира десанта – капитана третьего ранга Василькова, каждый дом на ней украшала мемориальная доска с именем погибшего героя. Мы знали их наизусть: вот, отражая свет фонаря, блеснул мрамор на четырнадцатом доме – там увековечена память старшины Матвеева, на двенадцатом – лейтенанта Колоса. Я сам, не далее как позавчера, отмывал её хозяйственным мылом до зеркального блеска.

Таня усмехнулась:

– В первый раз буду прогуливать целый день. Урок или два случалось, но чтобы все… Такого ещё не было.

– Не страшно? – спросил я.

– Нет, – просто ответила она, – мне вообще не бывает страшно, никогда. Мама говорит: патологическое отсутствие страха. – И, помолчав секунду, рассказала: – Когда-то в детстве, ещё в Новоозёрном, есть такой городок, гуляли вечером с подружками и забрели на какую-то охраняемую территорию. И на нас кинулась овчарка. Девчонки кто завизжал, стал убегать, кто застыл на месте, а у меня первая реакция, ещё неосознанная: навстречу! испугать её!..

Я представил, и спина похолодела на миг, хотя вот она, Таня, рядом, целая и невредимая.

– И что? – спросил я.

– Она была привязана, это выяснилось в метре от меня.

– И не было страшно?

– Ни капли. Ни тогда, ни потом, когда вспоминала.

– Поэтому мама и говорит об отсутствии страха?

Таня засмеялась:

– О той собачке она не узнала. Надеюсь. Но всё равно, моё вечное стремление поплавать в шторм, попрыгать по камням, походить по узенькой доске на трёхметровой высоте, облазать все крыши… Целый год мечтала стать мотоциклистом, который ездит вот так, – Таня взглядом описала вертикальный круг, – в шаре. Видел?

Я кивнул. Видел в Евпатории, жутковато было смотреть.

– «Если у тебя, Танька, страху нет, думай головой: надо ли оно, какую пользу принесёт, чем может обернуться…», – произнесла Таня серьёзно, как Максим Горький, явно передразнивая кого-то взрослого или всех взрослых разом. – Я думаю, думаю, – продолжала обычным тоном, – и получается: то не надо, это… Скучно, иногда тянет сделать что-то такое, чего не надо. Или даже нельзя.

Наши руки случайно встретились внизу и на миг замерли, касаясь друг друга. Потом я осторожно взял Таню за руку, и она ответила лёгким пожатием. Ладонь была твёрдая, пальцы длинные, горячие, как угольки. «Руки прирождённого хирурга», – вспомнил я.