Редкие девушки Крыма - [33]

– Хочешь, колонку покачаю?

– Не надо, Оля справится. Идём, дорогая, поможешь.

Оля Елагина с готовностью приобняла её за плечи и вывела во двор, захватив по дороге ведёрко «Италии».

– Что, Куба, облом? – посочувствовал Андрей, младший Мишин брат.

– Цыц, малой, – беззлобно огрызнулся Володя. – Вам с румыном ещё рано смотреть взрослое кино.

– Птичку нашу прошу не обижать! – вступилась за меня Наташа. – Пусть смотрит на здоровье. Всё, что надо, сама покажу. Будут вопросы – объясню.

– Я потом, что непонятно, объясню!.. – протянул Вадим из своего уголка.

– Я сегодня не румын. Сегодня меня зовут Сократос Папастратомаврохристокар-рогелопулос, – сказал я, только один раз запнувшись.

Наташа, приложив тыльную сторону кисти к моему лбу, пожала плечами:

– Вроде, всё нормально.

– Проверь другой рукой, – посоветовал Куба. – Да не меня же!..

– И тебя вылечим, – невозмутимо продолжала Наташа.

Вокруг не прекращалось движение. С колонки, оставив её в распоряжении девушек, вернулись Миша с Олегом, а Наташа и Куба вышли, забрав ящик муската. Олег подсел к нам с Таней.

– Завтра подойдёте к бригадиру Пинчуку, – сказал Олег, – Миха его покажет.

– Да сами увидите сразу, – добавил Миша. – В тельняшке, рожа коричневая, усы вот такие, – он обрисовал двумя пальцами подкову, огибающую верхнюю губу.

– Тебе, Таня, надо будет постараться, – продолжал Олег, – Маринка сегодня как пошла щёлкать секатором, всех тёток из бригады сделала.

– Они её не побили, надеюсь? – спросил я.

– Руки коротки. Ау, Танюшка! очнись, ты меня слышишь?

– Марина всех тёток из бригады сделала. Пинчук в тельняшке, коричневый, усы вот такие, – повторила Таня, выйдя из задумчивости. – Слышу, всё понимаю, не волнуйся.

6

Становилось всё теснее, прозвучали робкие голоса, призывающие выйти во двор, но никто не пошевелился: было лень, лень. Не знаю насчёт других, но я, глядя на первую смену и представляя завтрашний день, чувствовал себя так, будто сам хорошо поработал. Таня, освобождая место для вновь подошедших, двинулась на скамейке, привстала, а опуститься было некуда. Не скажу, что я усадил её к себе на колени, как недавно Володя Марину, – на это не хватило бы отваги. Я только подставил колени с такой примерно мыслью: соблаговолите милостиво приземлиться, ваше высочество… Таня приземлилась, чуть повернулась влево, чтобы не заслонять от меня спиной всю компанию, и, улыбнувшись, сказала:

– Спасибо.

– Удобно? – спросил я.

Таня кивнула, опустив глаза, и слегка повела плечами. Всё-таки хорошо, что мы будем работать вдвоём; будь моей партнёршей Марина, я бы не знал, куда себя деть. Конечно, мы оказались бы в разных углах виноградника и за весь рабочий день провели вместе не более часа, но нам и пяти минут хватало, чтобы устроить спор на любую тему – не о музыке, так об истории, не об истории, так о садоводстве или марсианском фольклоре. Почему-то Марина всегда первая на меня наскакивала. А с Таней мы друг друга поймём и обо всём договоримся, – так я подумал, сам не зная почему.

– Взрослые меня прогоняли с колен, когда была маленькой, – смеясь, сказала Таня, – говорили: жёсткое, костлявое одно место. А я обижалась… Не отдавила тебя?

– Не чувствую, – ответил я и слегка покачал её с ноги на ногу.

– Значит, кое-что наела…

– Не так и много, – ответил я и запоздало сообразил, что комплимент получился неудачный.

Кто-то вышел покурить, на скамейке стало чуть свободнее, но Таня так и не поднялась с моих колен: может, и вправду было удобно?.. Она повернулась боком и, отвечая через всю комнату на чей-то вопрос, положила тонкую горячую руку мне на плечи. Я увидел в клетчатом рукаве её побритую подмышку и отдёрнул взгляд. Буду смотреть в глаза.

Общая беседа по неведомым причинам не клеилась, все разбились на маленькие группы. Вадим Карапетов, как всегда, не сводил глаз со Светы Шульц. Володя-Куба смеялся с Наташей, продолжая разговор, начатый во дворе, где они давили мускат в большую стеклянную ендову. Марина, Оля, Олег и Миша с братом вели свою беседу, умудряясь ещё и жестикулировать. И мы с Таней остались как бы вдвоём, и я уже не боялся, что кто-то перехватит мой взгляд, скользнувший по её загорелым коленям, не прикрытым джинсовой юбкой…

Нет, Куба всё-таки перехватил и украдкой показал большой палец. Лучше и правда в глаза.

Таня, вздохнув, чуть отодвинулась и обернулась ко мне.

– Грустно бывает так сидеть, – тихо сказала она.

– Почему?

Она пожала плечами:

– Последний год. А что потом? Когда ещё увидимся?

– Когда-нибудь. Через десять лет – в самый раз?

– Хорошо бы. Но, кажется, мы уже будем не все. И неизвестно где.

– Здесь, – подсказал я.

– Может, и дома этого не будет… Ладно, долой хандру. Приеду через десять лет и всем вылечу зубы.

– Будешь стоматологом?

– Да кем я только не хотела! Учителем, водолазом, машинистом, путешественником… Но всем быть невозможно. Мама врач, анестезиолог, говорит: учись на стоматолога, без хлеба не останешься никогда. И дело хорошее, помогать людям. И ещё говорит, у меня руки прирождённого хирурга. Я её слушаю…

Таня показала растопыренную пятерню, затем дотянулась до графина, стоявшего на подоконнике, и налила мне половину кружки, себе на донышко и другим, кто подоспел. Поставив графин на место, вновь обернулась ко мне, и я подумал: ещё вопрос, кто из них с Мариной красивее. Марина эффектна, на неё сразу обратишь внимание, она и выглядит взрослее, уже как студентка. Таня на вид, пожалуй, младше своих лет, и к ней надо присмотреться. Я присмотрелся и вижу тёмно-серые глаза необычного, удлинённого разреза, густые изогнутые брови, длинные ресницы, очень прямой нос и ровные, сплошные зубы, блестящие даже при свете тусклой лампочки. Кажется, ни следа косметики, но вблизи чувствуется тонкий запах, скорее даже намёк на запах каких-то цветочных духов…