Редкие девушки Крыма - [12]

– Да, Женя, – говорю, не выпуская её щиколотку, – я сказал, что Насте пять лет. Пять с половиной на самом деле, так быстро растёт. Родилась пятнадцатого декабря.

– Почти как я. Я семнадцатого. Часто её видишь?

– Каждую неделю обязательно, по нескольку раз. Накануне похода видел, просила привезти из леса живую лягушку.

– Как будешь выкручиваться?

– Найду – сфотографирую. И скажу: прийти не смогла, потому что у неё маленькие лягушата, но передаёт привет.

– И поверит? – смеётся Женя.

– Нет, конечно, но за выдумку простит. А может, и задумается, и поймёт, что лягушка не домашний зверь.

– Вы с ней оба фантазёры. Тебе это, наверное, полезно в работе. А кстати, как ты работаешь?

– Получаю по почте файл с текстом, читаю. Если это перевод, сверяю с оригиналом. Исправляю ошибки, стилистические, всякие разные. Самые трудные места распечатываю, на бумаге всё виднее. Последний роман был ужасный, одна сплошная ошибка. Переписал целиком за полтора месяца. За это больше платят.

– А потом что делаешь?

– Если перевод, от меня идёт к ответственному редактору, от него – к корректорам. Затем в печать. Если русская книга, все правки смотрит автор, утверждает или нет. Я сам перевёл два рассказа для антологии. Намучился, но вроде удалось.

– Ты этому учился?

– Давно, а потом занимался другими делами. Перевозка мебели, стройматериалов. Надо было зарабатывать. Посмотрю, как будет по деньгам. Если мало, вернусь к прежней работе. Но и эту не брошу, буду потихоньку что-то писать.

– А какие ещё языки знаешь?

– Немного итальянский, сербский.

– Скажи что-нибудь?

– Волим те, – запросто произношу и целую её в затылок.

– А ты там был? – спрашивает Женя.

– Давно и мимоходом. Когда в следующий раз поеду – первым делом на Средиземное море. Непременно поездом или автобусом. Вместе сгоняем?

– Хотела бы, и в Крым тоже. А книги у тебя в каких жанрах?

– Фантастика в основном. Увлекаешься?

– Я не очень, а вот Саня любит.

– Так, наверное, и должно быть.

– Да, пожалуй… Всё, Сашка, спасибо тебе огромное. Иди сюда, ложись. Ой, горячий какой, прямо живая печка…

7

Ночью и правда сеет мелкий, сам себе что-то тихо шепчущий дождь. Я просыпаюсь едва ли не каждый час и поправляю затёкшую руку, удобнее поворачиваюсь. Женя во сне норовит лечь по диагонали, забросить на меня ногу или две. Это я виноват. Если моё умение выбирать место для палатки ещё не вошло в легенду, то лишь потому, что мало кто со мной эти палатки делит. Может быть, теперь войдёт: угол в яме, весь бок на горе, хорошо хоть не вниз головами. Один раз мы вместе открываем глаза и долго разговариваем, – утром я припоминаю: кажется, вновь о Крыме, военном флоте, античных и средневековых следах.

Вылезаем раньше остальных, купаемся и вместе с Игорем готовим завтрак. В лесу сильнее прежнего пахнет можжевельником и земляникой. Пока без грибной ноты: маслятам и волнушкам будет срок через месяц-полтора. Ветра нет, над озером лёгкий туман, клубы отрываются и тают, не долетая до берега. Дым поднимается к вершинам сосен и тоже тает. Женя, что-то напевая, чистит картошку, бросает тонкие ленты кожуры в огонь. Босс поглядывает на неё, на меня: видно, что всё понимает и всё это ему до лампочки.

После завтрака Женя занимается больными, я стираю накопившиеся вещи. Старательно полощу, выжимаю так, что ни капли больше не хотят отдать, и цепляю на верёвку. Если выйдет солнце, досохнут за пару часов. Потом Женя начинает стирку, что-то нам не совпасть… В другой раз я бы стал понемногу злиться на обстоятельства, но сегодня только посмеиваюсь и сажусь у костра потрепаться с Гришей. Да у него почти нет морщин на лице! Если подстрижётся, побреется, наденет что-нибудь новое, будет выглядеть моложе своих пятидесяти двух.

Гриша разговаривает по-английски, надо же – с каким-то странным акцентом и так бойко! Он шпарит длинную, как наш поход, фразу, мне нужен перевод, не разбираю больше половины. И неудивительно: мой английский – книжный, отчасти песенный, живым общением не закалённый, а Гриша однажды сбежал с торгового корабля – он там и в команде не был, ехал чуть ли не в сундуке, – так вот, вместе с матросом, который его прятал, они нырнули в океан на рейде новозеландского порта, кое-как добрались до берега с двумя сотнями долларов, зашитыми в плавки. Всё остальное пришлось бросить, иначе бы не доплыли, и так повезло, что не угодили в холодное течение. Друг обжился на острове, доказал, что в России нарушали его права человека. Гриша околачивался там без малого четыре года, работал мойщиком посуды, садовником, научился водить автопогрузчик, едва не женился, но всё-таки его выдворили. А если бы оставили – думаю, сам бы улетел в тот же день. Теперь он решил набраться сил в удалении от мира, кое-что переосмыслить, перезагрузиться, а там, глядишь, ещё куда-нибудь рванёт. Есть, есть у него огонь в глазах.

Гриша варит на обед туземный суп с кучей приправ, ворчит, что в целой стране не найти годной баранины, а заменять её тушёнкой не кошерно. Но и так получается отменно, я бы один, дай волю, навернул половину котла.

8

После обеда выглядывает солнце, и мы решительно отрезаем себя от компании, идём вдоль берега к северу, в сторону рыбачьего посёлка. Он дальше, чем казалось вчера, километрах в пяти. Женька в джинсовых шортах, пятнистой майке, с убранными в хвост волосами, выглядит школьницей. Расчехляю фотоаппарат, Женя делает из ладони козырёк, вглядывается вдаль – вот и первый кадр. «Глянь сюда, – зову, – нравится?» Она загораживает экран от света… «Неплохо». Потом убегает вперёд, оглядывается через плечо, слегка запрокинув голову. «Опусти плечо, – командую, – шею покажи. Теперь замри», – и готовлюсь умышленно долго – так, что Женя не выдерживает и смеётся в голос. Этого я и добивался.