Редкие девушки Крыма - [113]

Таня была очень занята. Учёба, практика всё сложнее; вдобавок, отучившись четыре курса на стоматолога, очень многое умея, она увлеклась челюстно-лицевой хирургией и думала о второй специальности, а для этого надо было вернуться к гистологии и другим уже пройденным дисциплинам. Плюс работа: массажи и новое дело, возникшее случайно. «Отчего ты такая?» – спрашивали подруги, имея в виду чудесную осанку, цвет лица, неутомимость, совершенные стопы – высокий свод, ни намёка на болезненные косточки. Таня отвечала: детство босиком на пляже, плавание, подвижность, фрукты и виноград, никаких шпилек до восемнадцати лет и после не увлекаться… Всё формируется к юности, дальше можно только подправить. «Нам бы хоть подправить», – говорили подруги, и Таня стала дважды в неделю вести лечебную гимнастику. Для этого училась и тренировалась: раньше, к примеру, не могла садиться на шпагат, оттого что не было необходимости, теперь делала это запросто и как угодно.

4

В сентябре мы сняли однокомнатную квартиру на Дачном проспекте недалеко от Ветеранов и назвали, разумеется, «дачей». Подходящее слово: мы появлялись здесь в основном для отдыха, на ночь. Я вспоминал день, когда, впервые увидев Танино платье на спинке стула, подумал: скоро так будет всегда. Теперь было много платьев, и медицинские халаты, инструменты – я приучился видеть их без содрогания, – и разнообразные тюбики, баночки, пилочки в ванной. И Таня совсем рядом, каждую ночь; во сне она вечно забирала всю подушку, выдёргивая из-под моей головы.

С каждым вечером всё раньше темнело, по подоконнику часто колотил дождь, где-то совсем рядом пролетали самолёты. Иногда, перед тем как уснуть, мы вспоминали последний общий школьный год: как важно тогда изображали посторонних. «Так хотела подойти и сказать: сделай проще лицо!» – призналась Таня. И друзей, виноградник, подвал… Как недавно это было и как мало, по сути, мы изменились!

Однако даже такие, мало изменившиеся, мы обзаводились бытом. О мебели в съёмной квартире не заботились, достаточно было хозяйской, но я купил отличную гитару, Таня – несколько мелких барабанов и свободно выстукивала на них свои партии. Время от времени на неё находил кулинарный стих. Однажды поздним вечером варит полуведёрную кастрюлю супа дней на пять с таким расчётом, чтобы утром, остывшую, поставить в холодильник, сыплет всего побольше, а стол чистый и в раковине – дощечка, ложка и два блюдца. Как это получалось, ума не приложу.

По утрам я старался сохранить для Тани каплю бесценного сна и раньше вставал, готовил завтрак. Как-то в шутку спросил, провожая в клинику: может быть, тебе нужен кто-то более грозный, кто не будет варить овсянку и мыть посуду? Таня сморщила нос и сказала: «Бросьте этих пошлостей!»

Мы часто заглядывали к бабушке с дедушкой, жившим недалеко, минутах в двадцати на маршрутке. Они ворчали: зачем нужна конура, ещё и деньги платить, неужели здесь мало места? Через два месяца игры в самостоятельность мы прислушались к резонным словам и оставили «дачу».

К нам, и туда и сюда, заходили гости. Аркадий с подругой, очень милой, лет на пять старше, с восьмилетним сыном. Костик, услышав, откуда мы, тут же стал расспрашивать о кораблях и не успокоился, пока не выведал всё, что знали. Бывали Танины медички, весёлые и шумные, иногда в сопровождении парней, как на подбор созерцательных, молчаливых. С Лерой, нашей первой ещё ленинградской знакомой, мы ездили в Павловск и Царское Село. Таня дружила с нею всё это время, и я, встретив после долгого перерыва, подумал, что невысокая Лера, прежде напоминавшая разом Олю Виеру и близняшек Вику с Алёной, превращается в Таниного мини-двойника. Походка стала такая же, с виду неспешная, но поразительно быстрая, – довольно крупными шагами, с полным выпрямлением толчковой ноги и мягким, почти без колебаний вверх-вниз, перекатом с пятки на носок. Развернулись плечи, голос, прежде звучавший с писклявинкой, обрёл более низкие, грудные ноты. Эти перемены, на мой взгляд, были ей очень к лицу.

5

Было чувство, что вместе с нами постепенно встаёт на ноги город. Улицы становились чище, молодели дома, густели стада диковинных красивых автомобилей. Я искренне хотел надеяться, что опустившиеся люди не вымирают, а находят дом, возвращаются к нормальной жизни. Таня, повидавшая их вблизи на сестринской практике, мои надежды не разделяла.

В апреле от едва знакомой родственницы мне досталась в наследство двухкомнатная квартира на улице Севастьянова. Мы с Таней решили пожить там, а если с деньгами будет туго, сдать её и вернуться обратно.

– Будет пространство, куда смогу хотя бы на двадцать минут уйти, побыть одной, – сказала Таня, – хочется иногда. Ну и ты, если вдруг…

Честное слово, я не догадывался о таких её желаниях.

Первое время казалось, что на новом месте всё идёт наперекосяк. Мы стали ругаться без видимых причин. Точнее, Таня ругалась, могла повысить голос, ударить по столу кулаком и, хлопнув дверью, закрыться в другой комнате. Я не кричал в ответ, не бросал ничего на пол и всякий раз оставался в недоумении. Что с ней произошло? Куда подевалась прежняя, весёлая и ласковая Таня? Так продолжалось больше двух месяцев.