Речка за моим окном - [7]
ЛАДОГИН. Минутку терпения! Я уже давно занимаюсь изысканиями в области фармакологии. И уже набросал исследованьице по одному интересующему меня вопросику. Так − черновичок, не более того… И теперь мне нужен помощник, напарник в проведении моих научных опытов, а именно вас-то мне и отрекомендовали как человека любознательного, искушённого в химии и прочих естественных науках.
БАЗАЛЬТОВ (изумлённо). Я? В химии? (Ошеломлённо и тупо смотрит на пришельца, но, наконец до него доходит.) Вы, верно, имеете в виду мои прошлые увлечения всеми этими пробирками и колбочками? Припоминаю! Припоминаю! Дела давно минувших дней!.. Это как я смешивал кислоту лимонную с кислотою яблочною; немного сушёной лягушачьей икры, толчёного мрамора, перца, угольной пыли, скипидара… И потом я всё это варил в берёзовом соке, а зачем − и сам теперь уже не помню… Кажется, это было как-то связано с алхимиею, хотя − разве сейчас вспомнишь точно? Ха-ха-ха!.. Да вы садитесь, садитесь.
Ладогин присаживается на далёкую окраину стула. С почтением слушает.
Мне даже и неловко как-то. Тут у меня всё не прибрано. И этот Тришка, слуга мой, такая, знаете ли, скотина вечно пьяная. Вроде ж бы и бить его надобно как можно чаще − это ведь и так ясно, − а вот поди ж ты: не могу, и всё тут! Совестно. Случается, конечно, когда и пришибу, но это − редко. У меня ведь тоже имеются представления о гуманизме, о прогрессе и обо всяких таких-этаких-разэтаких штучках − новых веяниях, то есть. Я ведь читаю… В своё время читал-читывал-почитывал газетки, журнальчики… Так что ни слуг, ни даже собак я стараюсь не бить. По мере возможности. А если уж и бить, то не до крови же! Ну а если уж когда и до крови, то уж хотя бы не до смерти. Ну а ежели и до смерти, то − чтоб сразу. Чтоб долго не мучились − ни человек, ни собака. Конечно, при условии, что для проявления такого рода милосердия будут наличествовать необходимые предпосылки. И в необходимых количествах. Ну а если нет, то и нет. Как говорится: на нет − и суда нет.
Ладогин слушает. Кивает. Улыбается.
Ну а что касательно до химии, то ведь я с нею уже давно распростился. Жизнь затянула. Я потом определился на военную службу. А затем − можете себе вообразить? − затем воспоследовала дуэль. И с нею − злополучное стечение роковых обстоятельств. Впрочем, тогда у меня всё обошлось довольно сносно: суда и кандалов удалось избежать. Но вот из полка, представьте, пришлось убраться. И это мне-то − боевому офицеру! Бывалому вояке и рубаке! Участнику русско-турецкой войны!..
ЛАДОГИН. Да… Весьма прискорбно… Весьма… Но мне отрекомендовали вас как очень искусного химика…
БАЗАЛЬТОВ. Химия! О, как давно это было!.. Ещё задолго до того, как я отличился при штурме Карса! (Подумавши.) Или уже после? Года два-три назад… (С сомнением.) А то как бы и не год?.. Но − всё равно: очень давно. Очень. (Смеётся.) Я ведь ещё и физикою занимался, и метафизикою, и медициною; живописью, и архитектурою − тоже. Да, впрочем, не желаете ли полюбопытствовать? Вот мои проекты и холсты!
Ладогин делает вид, будто любуется чертежами и картинами.
Вон то − чертёж города будущего. Я там уже было рассчитал фундаменты, кладку стен, купола и шпили, да потом махнул на это дело рукою: пропади они пропадом — грядущие эти поколения! Всё равно спасибо не скажут. Так ведь?
Ладогин кивает, улыбается. Проходя мимо мольбертов и чертежей, сохраняет натянутую улыбку.
А вон то, полюбуйтесь: "Тутовые деревья, освещённые солнцем". Берёзы-то здесь не растут; вот и пришлось рисовать тутовые деревья…
С натянутою улыбкою Ладогин продолжает пробираться мимо всякого хлама. В районе кабана и человеческого скелета осмотр заканчивается столкновением с ними и временным исчезновением улыбки. И даже − некоторым замешательством.
ЛАДОГИН. Да… Это всё имеет большое значение… И весьма и весьма примечательно…
БАЗАЛЬТОВ. Я и механикою увлекался − вечный двигатель изобретал и даже почти изобрёл. И музыке дань отдал, и поэзии, и сельскому хозяйству… Но со временем позабыл-позабросил эти увлечения юности мятежной.
ЛАДОГИН. Вы человек разносторонних дарований. Это − несомненно!
БАЗАЛЬТОВ. А спросите: почему позабросил? Да то, знаете ли, несчастная любовь, то долги карточные… И, в общем, не до того мне стало. Да и годы мои теперь уже далеко не те, что были прежде! Шутка ли сказать − ведь через какие-нибудь пять лет мне стукнет все тридцать. (Горько и умудрённо усмехается.) Ну а после тридцати лет − ну что это за жизнь?
Ладогин усердно кивает. Сочувственно улыбается.
Тут и так уже, можно сказать, одною ногою в могиле стоишь, а тут ещё и этот… как там у Вергилия? "Неумолимый времени полёт!" − вот как у него сказано. Такие вот наши годы… А вы говорите: химия, алхимия! (Зевает.) Какая уж теперь для меня может быть химия?
ЛАДОГИН. Господин Базальтов, но до меня дошли сведенья из достоверных источников, что вы в своих химических штудиях − случайно или нет, про то судить не смею − натолкнулись на один чрезвычайно волнующий меня секрет.
БАЗАЛЬТОВ. Да уж натолкнёшься! В этой скотской жизни на что только не натолкнёшься!
ЛАДОГИН. Вы, я слышал, изобрели некое необыкновенное вещество, которое таким образом воздействует на человека, что делает его легко управляемым, покорным.
Немецкий писатель Генрих Манн умер в тот самый день, когда я родился — 12-го марта 1950-го года. У него есть прекрасный и весёлый роман о преподавателе латыни и древнегреческого — роман написан, как я понимаю, в знак протеста против рассказа Чехова «Человек в футляре». Я присоединяюсь к его протесту и пишу историю о Латинисте, который совсем не похож на чеховскую карикатуру…
Это роман-притча, в котором рассказывается о единственной в своём роде катастрофе советской атомной подводной лодки. Ситуация, в которую попали те подводники, означала, что спастись совершенно невозможно — никто и никогда в мире — ни до этого случая, ни после него — из такого положения живым не выходил. А они свершили чудо и почти все вышли… Не сомневаюсь, что и Россия спасётся точно так же.
Это фантастический роман, похожий на сказку. Действие происходит не на нашей планете, а на совершенно другой, которая напоминает нашу.Меня упрекали в том, что я в иносказательной форме заклеймил позором в своём романе Японию. Конечно, это не так: я, конечно, считаю Японию одним из нескольких источников Зла на Земле, но специально писать о ней целую книгу я бы никогда не стал.Это романтическая сказка о борьбе Добра со Злом, а какие-то сходства в ней если с чем-то и есть, то ведь не только с Японией…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Эта история, написанная в эпоху Перестройки, странным образом пришлась не по душе нашим литературным перестройщикам. Они все дружно, в один голос заклеймили меня и мою повесть позором.Причём основания для такого, как говорил кот Бегемот, резкого отношения были все как на подбор одно удивительнее другого. Например: городская тюрьма не могла находиться на улице имени Фёдора Михайловича Достоевского, точно так же, как и гарнизонная гауптвахта не могла располагаться на улице имени Чернышевского. Поскольку таких глубокомысленных и многозначительных совпадений в реальной жизни быть не может, то, стало быть, сюжет грешит условностью и схематизмом.
Это история о том, как беженец из горячей точки Кавказа попал в Россию и пытался прижиться в ней. Ничего антикавказского там нет, но и особых восторгов по поводу Кавказа и нравственного облика его сыновей — вы там тоже не найдёте.
Формула чудес такова: один слушатель в возрасте до шести лет, один чтец, возраст упустим, с интерсными взглядами на жизнь и чувтсвом юмора, хорошее классическое чтиво в современной интерпретации. Правильные слова — и вот вам чудеса и приключения: брутальные принцы, моложавые короли, вредные феи-крестные, злопамятные мачехи и многие другие личности. Готовьте тыкву, мы собираемся на бал!
Пять правил восхождения на трон Ада:1. Забудьте прошлое.2. Выпейте за настоящее.3. Хотите-не хотите, а вспомните прошлое.4. Выпейте теперь за это. (не забудьте замуж выйти!)5. Уберите оставшихся соперников.
Ещё совсем недавно Виктория могла уверенно назвать своё имя, возраст, пол и, так сказать, местообитание. А ещё она стопроцентно была уверена в своей человечности и, что эльфы, гномы и всяка разна другая нелюдь, прерогатива книг в жанре фэнтези. Тем более, какие то непонятные аниморфы... Одна случайная встреча и она непонятно где, непонятно кто и непонятно зачем. Даже возраст непонятный...
Аннотация. Патологоанатому Регине скучать некогда. То ожившие трупы селянам спать не дают, то дух мертвого младенца на хуторе свирепствует, то убивают скоге — "хозяев леса". Еще и покойники в морге норовят со стола слезть!Хорошо, что Регина умеет с ними справляться. Ведь она — Проводник мертвых, жрица богини смерти Хель. Не потому ли ее сперва пытаются убрать с должности, а когда не выходит — убить?Еще и мужчины головной боли добавляют. Инспектор Эринг норовит привлечь Регину к расследованию, а ледяной дракон Исмир вообще сначала затащит йотун знает куда, бросит, а когда побьют — вылечит, ладно уж!Регине не привыкать, она справится.
В застывшем воздухе — дымы пожарищ. Бреду по раскисшей дороге. Здесь до меня прошли мириады ног. И после будут идти — литься нескончаемым потоком… Рядом жадно чавкает грязь. — тоже кто-то идет. И кажется не один. Если так, то мне остается только позавидовать счастливому попутчику. Ибо неизбывное одиночество сжигает мою душу и нет сил противостоять этому пламени.Ненависть повисла над дорогой, обнажая гнилые, побуревшие от крови клыки. Безысходность… Я не могу идти дальше, я обессилел. Но… все-таки иду. Ибо в движении — жизнь.
Мальчик живет в редкой высотке, коя разваливается ежедневно, вместе со своими странными, капризными и даже дерзкими призраками. Он мастерит механику, чинит приборы в доме и тешится надеждами на лучшее будущее, хотя отказывается переезжать. Вскоре в его город неожиданно приезжает демоническое существо с подлыми планами, на что все его надежды тотчас обращаются на загадочные поиски шальных сущностей.