Речи о религии к образованным людям, ее презирающим. Монологи - [98]

Монологи (Новогодний дар)

Предисловие автора ко второму изданию

Так как эта книжка вышла из продажи, то я не хотел препятствовать ее новому изданию. Отчасти я благодарен ей за то, что она в почти неожиданной для меня мере привлекла ко мне благородные души и доставила мне друзей, обладание которыми мне весьма дорого; отчасти же отказ от нового издания мог быть ложно истолкован как отречение от книги. И потому я приношу дань благодарности этим страницам, снова вызывая их к жизни и этим актом свидетельствуя перед читателями, что все высказанные здесь мысли по-прежнему присущи мне – насколько вообще образ прошлого существа может и должен быть подобен более зрелому человеку. Но только при этом я сознаюсь, что воспроизведение такого образа, или даже улучшение его представляют слишком большие трудности в силу опасности затемнить его внутреннюю правду незаметным внесением позднейших черт или же нарушить отношение к нему дружественных читателей изменениями, которые могли бы показаться произвольными. Поэтому я предпочитаю воспроизвести его со всеми недостатками, которые мне известны в нем, и – независимо от некоторых мелких литературных поправок, – внести только немногие изменения, которые были намечены мною вскоре после появления первого издания и, как мне казалось, содействовали устранению неясностей и недоразумений. Итак, если кто порицает что-либо не в изложении, а в содержании изложенного, пусть он приписывает это не мне в моем нынешнем состоянии, а все еще мне как прежнему автору. Но если найдутся люди, которые не умеют понять само настроение и не могут или не хотят отличить то, что относится к идее человека, от того, что затрагивает лишь его эмпирическое явление, – то я предоставляю им снова разогреть те пресные насмешки, которые раздавались кое-где и десять лет тому назад.

Берлин, апрель 1810 г.

Предисловие автора к третьему изданию

На вышеприведенное объяснение я ссылаюсь при этом, третьем, издании книжки, и хотел бы только сказать еще несколько слов по адресу тех, кому действительно остался непонятным замысел этой книжки. Человек, связанный со мной давнишней тесной дружбой, высказал весьма подходящее сюда и меткое суждение, именно, что явственная жизнь каждого человека колеблется между его прообразом и его карикатурой. Лишь самосозерцание, следующее первому направлению, может содержать в себе что-либо, заслуживающее публичного сообщения; другое же направление теряется в темных глубинах единичной жизни и доходит до таких пунктов, которые, как уже сказал один мудрец, человеку было бы лучше скрывать и от самого себя. Здесь именно и представлена попытка, умолчав о последнем, высказать первое, с явным стремлением определить точки расхождения прообразов; и потому мнение автора истолковывается совершенно превратно, когда его упрекают в том, что он только разукрашивает себя самого и, расточая, как некий духовный Нарцисс, влюбленные слова своему собственному образу, еще громко возвещает их всему миру.

Из указанного замысла вытекает также то, что здесь самоанализ развивается в чисто этической форме и что религиозный, в более узком смысле, элемент нигде не проступает в нем. Но я не хотел бы, чтобы это указание было принято за подтверждение мнения, будто религиозное самосозерцание может идти лишь в противоположном направлении, в сторону карикатуры. Напротив, давно уже у меня возникло намерение опровергнуть на деле и это одностороннее представление, и дополнить эту книжку аналогичным рядом религиозных монологов. Доселе, однако, время не позволило мне выполнить это.

Берлин, декабрь 1821 г.

Обращение

Нет лучшего дара, который человек мог бы принести человеку, чем то, что он говорил самому себе в глубине своей души; ибо здесь даруется доступ к самому сокровенному – возможность прямо и без помехи заглянуть в свободное существо. И нет более прочного дара; ибо в твоей жизни тебе сопутствует радость, пробужденная чистым созерцанием друга; и внутренняя правда удерживает твою любовь и влечет тебя не раз возвращаться к этому созерцанию. Нет также дара, который ты мог бы легче оградить от чужих вожделений и козней: ибо в нем нет ничего соблазнительного, что могло бы привлечь внимание непризванных или быть использовано для дурной и низкой цели. А если кто и стоит в стороне, косыми взглядами озирая наше сокровище и указывая тебе на признаки поддельности, которых не воспринимает твой прямой взор, то пусть ни критиканство, дробящее цельное чувство, ни плоская насмешка не лишает тебя радости, как и я никогда не буду раскаиваться, что сообщил тебе мое достояние.

Возьми же этот дар, кто умеет понимать тонкое веяние духа! Пусть звучит твое внутреннее пение, гармонично вторя игре моих чувств! И то, что при прикосновении с моей душой пронизывает тебя, как нежный магнетический ток, или потрясает тебя, как электрический удар, да будет освежающим возбудителем твоей жизненной силы!

1. Размышление

Внешний мир, с его вечными законами и с самыми беглыми его явлениями, в тысячах нежных и возвышенных образов отражает для нас, подобно волшебному зеркалу, высшие и глубочайшие начала нашего духа. Но кто не повинуется громким требованиям своего чувства, кто не внемлет тихим вздохам порабощенного духа, – мимо тех бесследно проходят и благодетельные образы, тонкие воздействия которых должны обострять тупое сознание и играючи наставлять нас. Они даже не понимают истинного смысла и внутреннего назначения того, что измыслил их собственный рассудок и что он всегда должен воссоздавать. Так, мы разделяем бесконечную линию времени на равные промежутки, и точки этих делений часто определены произвольно чисто внешними и случайными основаниями: они совершенно безразличны для жизни, презирающей все размеренные шаги, и им ничто не хочет подчиняться, – ни здание наших дел, ни венок наших чувств, ни игра наших судеб; и все же мы думаем, что эти деления суть нечто большее, чем простое облегчение для хранителей чисел или драгоценный дар для хронологов; напротив, у каждого человека с ними связывается строгая мысль, что возможно деление жизни. Но лишь немногие проникают в эту глубокомысленную аллегорию и понимают смысл постоянно повторяющегося призыва.