Речи о религии к образованным людям, ее презирающим. Монологи - [97]

2) Совершенно очевидно, что лишь редко случается, чтобы в странах, которые всецело принадлежат к одной церкви, какая-либо отдельная личность без побочных соображений и искусственных уговоров в силу подлинного внутреннего влечения переходила в другую церковь. Точно так же в местностях, где обе церкви перемешаны между собой, мы совершенно спокойно воспитываем детей от браков между лицами одной веры в вере их родителей, и нам совсем не приходит в голову, что они могли бы иметь внутреннее влечение к другой вере. И если вообще различный национальный характер христианских народов не остался без влияния на путь, по которому пошла реформация, то разве нельзя допустить, что и это религиозное направление стало наследственным и врожденным? Тем более, что ведь при переходе в христианство иноверцев мы считаем христианское сознание чистым и твердым не ранее, чем через несколько поколений. И поэтому для детей от смешанных браков можно было бы считать естественным, в качестве предварительной меры, не то, что сыновья следуют отцу, а дочери – матери, а что каждый ребенок следует тому родителю, с которым он и в других отношениях имеет унаследованные сходства. С другой стороны, однако, нельзя отрицать, что генетическое отношение между обеими церквами не благоприятствует допущению подлинно врожденной склонности к какой-либо из них, а скорее заставляет ожидать, что решение в пользу той или другой формы образуется на основе личного характера каждого человека. При этом воззрении для смешанных браков был бы естественным принцип, который сам собою соблюдается там, где отсутствует чуждое вмешательство, именно, что предварительно все дети следуют тому из родителей, который имеет более сильное религиозное сознание, так как под влиянием этого родителя сильнее всего развивается соответствующий религиозный элемент, но что потом спокойно и радостно ожидается, к какой форме склонится каждый при растущей самостоятельности. Если бы этот естественный порядок всюду соблюдался и если отвлечься от того, к чему могут привести чуждые мотивы и воздействия, которые почти можно назвать насильственными, то случаи перехода в иную веру в зрелом возрасте, после того, как одна вера уже была с любовью воспринята и руководила жизнью, – перехода, который всегда вносит некоторую смуту, – были бы довольно редки; они встречались бы либо у таких личностей, которых и в остальных отношениях можно считать исключением и как бы созданием каприза природы, либо же там, где неправильное руководительство религиозной жизнью ярко осветило бы несовершенство и односторонность уже принятой формы веры и тем самым направило бы к противоположной вере; и случаи последнего рода еще теперь часто встречаются в обеих церквах.

3) Я думаю, что лишь для немногих понадобится обоснование самого этого суждения, что католическая церковь не только в старом смысле, но и в том смысле, в котором она противопоставляется евангелической, может отбросить авторитет папства и от монархической формы перейти к аристократической форме епископальной системы, причем противоположность между обеими церквами все же не будет устранена, и их соединение не будет существенно облегчено. Столь же несомненно, что именно этот папский авторитет – будем ли мы рассматривать его происхождение или изучать направление, которое он почти всегда принимал – более всего обнаруживает все ложные тенденции, выходящие за пределы церковной сферы. Но замечательно, что почти все, отпавшие от нашей церкви, становятся строгими папистами. Из этого почти неизбежно приходится заключить, что они все же не восприняли в себя подлинного характера католической церкви, и что им только суждено в двух различных формах засвидетельствовать свою религиозную неспособность.

4) Худо, когда именно конец труда легко может вызвать улыбку, которая способна стереть из сознания более ранние благоприятные впечатления. А это может здесь случиться в двояком отношении: во-первых, потому, что здесь высказано предположение, что Бонапарт может начать борьбу против протестантизма, тогда как он, напротив, позднее грозил своим переходом и переходом большей части Франции в протестантизм, и еще недавно подверглись преследованию протестанты южной Франции, как наиболее преданные ему элементы. Во-вторых, потому, что здесь почти предполагается, будто вся Германия принадлежит к протестантской вере, тогда как многие надеются, что рано или поздно она целиком или в значительной своей части снова станет католической. Что касается первого, то сказанное мною слишком точно выражает чувства, которыми мы были проникнуты в эпоху позора, чтобы я счел себя вправе исключить то, что было тогда написано. Так много было у нас отнято, что мы имели право опасаться и за наше последнее достояние, тем более, что Наполеон бесспорно совершенно иначе вел себя в протестантской Германии, чем в католической, и от него не могло остаться скрытым, что наше религиозное и наше политическое настроение по существу связаны между собой. Что же касается второго, то пусть всякий остережется смеяться слишком рано; и сколь твердо убеждение противной партии, столь же твердо и мое убеждение, что в Германии широкое распространение папистского католицизма по многим причинам необходимо связано с впадением во всякого рода варварство, тогда как свобода евангелической церкви останется среди нас вернейшей опорой всех благородных стремлений, и что поэтому не может лежать в путях Провидения ослабить протестантизм и дать расшириться за его счет католицизму.