Речи о религии к образованным людям, ее презирающим. Монологи - [108]

Я не льстил себе, когда был юн; поэтому я не мыслю ни теперь, ни когда-либо льстить миру. Он не мог нести мне скорби, ибо я ничего не ждал от него; поэтому и я не буду из мести наносить ему удары. Я мало содействовал его нынешнему состоянию; поэтому я не испытываю потребности находить его более прекрасным. Но мне отвратительно гнусное восхваление, которое несут ему со всех сторон в расчете, что дело в свою очередь будет хвалить мастеров. Об улучшении мира так любит говорить извращенное поколение, чтобы самому добиться репутации лучшего и чтобы возвысить себя над своими отцами. И если бы действительно из прекрасного цветка человечества уже неслось сладостное благоухание; если бы на общей почве в неизмеримом числе созревали, преодолев всякую опасность, семена самобытного развития; если бы все жило в священной свободе и наслаждалось ею; если бы все с любовью обнимало друг друга и в дивном союзе несло все новые дивные плоды, – даже и тогда они не могли бы восхвалять состояние человечества более востороженно, чем теперь. Они говорят о нынешнем мире так, как будто гремящий голос их могучего разума уже разорвал оковы невежества; как будто они уже выставили, наконец, искусный образ человеческой природы, которая раньше была отображена лишь как темное, едва различимое ночное видение, и как будто таинственный свет – ах, идет ли он сверху или снизу? – так дивно освещает нее в этом образе, что ни одно здоровое око не может ошибиться ни в его общем облике, ни в его отдельных чертах; как будто, наконец, музыка их мудрости превратила грубое хищное своекорыстие в покорное и общительное домашнее животное и научила его искусствам; и мельчайший промежуток времени, который уже протек, был, по их мнению, полон новыми благами. Как глубоко я в душе презираю поколение, которое с еще никогда не бывалым бесстыдством восхваляет само себя, почти не может уже выносить веру в лучшее будущее, и с презрением поносит всех, принадлежащих будущему, – и все это только потому, что этому поколению осталась неведомой в темной дали истинная цель человечества и что оно не осмелилось приблизиться к ней почти ни на шаг!

Да, человек властвует ныне над телесным миром; он исследовал все его силы, чтобы употребить их на пользу своей внешней жизни; пространство уже не задерживает действия духа на тело, и мановение воли созидает всюду деятельность, которой требует дух; все выражает свое подчинение велениям мысли, и всюду обнаруживается присутствие духа; вся мертвая материя кажется оживленной, и в сознании такой власти над своим телом человечество наслаждается еще никогда не бывалой силой и полнотой чувственной жизни. Кому достаточно этого, кто видит в этом последнюю цель человечества, – пусть тот присоединит свой голос к этому громкому хвалебному хору. Человек справедливо гордится теперь этим могуществом так, как никогда не мог гордиться раньше; ведь как бы много ему еще ни оставалось свершить в этой области, он достиг уже того, что должен чувствовать себя властелином земли, что на этой собственной его почве нет уже границ для его попыток и область невозможного все более сокращается. Общение, которое для этой цели связует меня с остальными людьми, я в каждое мгновение жизни ощущаю как дополнение моей собственной силы. Каждый трудится на своем определенном месте, завершает дело другого, неведомого ему человека, и подготовляет работу для третьего, который ничего не знает об его заслугах. Так общее дело человечества осуществляется взаимными усилиями на всем земном шаре; каждый ощущает действие чужих сил как свою собственную жизнь, и, подобно электрической искре, искусная машина этого общения проводит каждое слабое движение одного человека через цепь с тысячью звеньев и, усиливая его на пути, доводит до цели, как будто все эти звенья суть его собственные члены и все, что́ они свершили, есть его собственное дело, выполненное в одно мгновение. И это чувство жизни, возвышаемое общими усилиями, присуще мне с бо́льшей силой и полнотой, чем тем, кто его так громко восхваляет. Моего чувства не стесняет обманчивая сила их смутного мнения, что не все равномерно наслаждаются тем, что́ все помогали создавать и сохранять. Ибо все они теряют только в силу бессмыслия и косности в созерцании; привычка со всех взимает свою дань, и всюду, где я высчитываю сравнительную величину ограниченности и силы, я нахожу одну и ту же формулу, лишь различно выраженную, и на всех распространяется равная мера наслаждения. Но и при этом условии я низко ценю все это чувство; мои мечты не сводятся к желанию, чтобы мир стал еще немного лучше в этом отношении; и если бы этим исчерпывалось все дело человечества, и оно нечестиво затрачивало бы на эту задачу всю свою священную силу, – то я видел бы в этом мучительную гибель. Нет, мои требования не останавливаются скромно на этом улучшении отношения человека к внешнему миру, даже если бы оно было доведено до высочайшей вершины совершенства! К чему же эта высшая власть над материей, если она не содействует собственной жизни самого духа? Что хвалитесь вы этим внешним общением, если оно не содействует общению самих душ? Здоровье и сила, конечно, – высокие блага; но разве вы не презираете каждого, кто пользуется ими только для пустого блеска? Разве человек – только чувственное существо, которое может сполна удовлетвориться даже высшим чувством своей плотской жизни – ибо земля есть ведь его плоть? Разве достаточно духу того, что он обитает плоть, сохраняет и расширяет ее и сознает свою власть над ней? А ведь только на одно это направлены все их стремления, на одно это опирается их безмерная гордость. Они поднялись в сознании человечности лишь настолько, что от заботы о телесной жизни и благополучии отдельного лица возвысились до заботы о равном благополучии всех. К этому сводится для них добродетель, справедливость и любовь; в этом они громогласно прославляют победу над низменным своекорыстием; в этом для них – конец всей мудрости; лишь такие звенья они в силах разрывать в цепи неведения, лишь этому должен помогать каждый и для этого предназначено все общение. Какая превратная задача для духа – посвящать все свои силы, в интересах других, тому, чем он охотно пренебрегает для себя во имя высшего блага! Какая извращенность сознания – видеть добродетель в пожертвовании высшим благам ради столь низменного идолослужения!