Ребята с улицы Никольской - [44]

Герта предложила рассказать все Галине Михайловне или Александру Егоровичу, но Глеб замотал головой:

— Пока не надо… Дуем к Бобке. Поговорим с ним…

Борису Семен Павлович выделил отдельную комнату. Правда, комната была узенькая, и в нее втиснулись только кровать, над которой висела фотография Гражуса-щенка, столик да три стула, но зато Борис считался в этих апартаментах полным хозяином. Семен Павлович ничего не разрешал прибирать и убирать там домработнице, и Борис сам подметал и мыл пол.

Обычно мы попадали к Борису с черного хода, но сегодня возбужденный Глеб подошел к парадному и громко застучал. Дверь открыла домработница Зислиных. Увидев Глеба и нас с Гертой, она недовольно заворчала:

— Могли бы через кухню, а то, как все ныне, в господа лезут… Кухня, видите ли, для них конфуз стал. Только и бегай встречай…

— Не сердитесь, Евлампиевна, — извинился Глеб.

— Ладно, не сержусь. Чего уж там! — примирительно ответила домработница. — Бобу, поди, надо?

— Бобу.

— Чо-то мрачный ваш дружок Боба — из училища-то шмыгнул сразу к себе, есть-пить не пожелал, на койку хлоп, глаза в подушку… Уж не приболел ли?

— А мы его моментом, Евлампиевна, вылечим, — пообещал Глеб, первым заходя в переднюю и снимая пальто, — такой микстуры пропишем, что он, пестерь, до потолка запляшет.

— Ну прописывайте, прописывайте! — заулыбалась домработница, закрывая на ключ двери.

Борис, даже не сняв ботинок, действительно, лежал на кровати, уткнувшись в подушку, а рядом стоял удивленный Гражус и тихонько повизгивал. На нас пес, как на хорошо знакомых ему персон, не обратил никакого внимания.

— Хватит, Бобка, валяться! — решительно заявил Глеб и потрогал Бориса за плечо. — Поднимайся! Раз… два… три!

Парень Семена Палыча со вздохом протер глаза и сел на край кровати, опустив голову. Мы устроились на стульях, а Гражус, видя, что с молодым хозяином все в порядке, радостно завилял хвостом и лизнул Борису руку.

— Чего интеллигентского хлюпика разыгрываешь? — продолжал Глеб. — Мы ведь не на репетиции в Студии революционного спектакля… Рассказывай! Соображаешь, о чем рассказывать?

— Не могу я сейчас рассказывать, — прошептал Борис.

— Ну, это ты, Бобка, брось! — вмешалась Герта и энергично тряхнула косами. — Говори как пионер с пионерами… Ты что, за тех, кто хотел поиздеваться над Яковом Яковлевичем? Да ты знаешь, что в старое время Яков Яковлевич подпольщиков укрывал от жандармов? Папа мой у него однажды скрывался. Сын у Якова Яковлевича — краском[18]. А ты?

— Дай нам честное пионерское, что тебе ничего не известно, и мы уйдем, — сказал Глеб. — Так, ребята?

Я и Герта кивнули в знак согласия.

Борис молча гладил Гражуса. Мы ждали ответа.

— Трусишь! — вскакивая со стула, с укором крикнул Глеб. — Тогда какой ты, Бобка, пионер? Забыл, что сказано в наших законах? «Пионер правдив и верен данному слову». А ты и не правдив, и боишься честное пионерское дать. Герта, Гошка! Сматываемся отсюда, чего нам с ним возиться.

— Вам хорошо, — медленно проговорил Борис, продолжая гладить Гражуса и не поднимая на нас глаза, — а мне достанется. Меня прибьют. Он меня предупредил.

— Стоп! — подсел к нему на кровать Глеб. — От кого достанется? Кто предупредил?

— Кто, кто? Левка…

Ох как мы ругали Бориса, особенно Глеб и Герта, за его малодушие. Испугался Левки Гринева! Да ведь Глеб совсем недавно доказал, что Левкины угрозы гроша ломаного не стоят. Левка больше хорохорится, а на самом деле, если ему не поддаваться, тут же и пасует. И неужели Борис мог поверить, что мы, пионеры, не защитим своего друга от Левки.

— Идемте, пестери, быстро в школу, — предложил Глеб. — Александр Егорович еще там. Доложим ему все подробно.

— Послушай, Глеб! — Я почесал за ухом. — Как-то это не по-товарищески доносить на Левку.

— Может, правда, Глебушка, не стоит? — поддержал меня Борис. — Устроим лучше Левке за Якова Яковлевича темную.

— Физически расправимся? — с иронией спросил Глеб.

Герта в недоумении смотрела на нас.

— Правильно! — обрадовался Борис.

— На помощь пригласим Вальку. Он так Левке надает! — воскликнул я с восторгом, но Глеб охладил мой пыл.

— Выходит, мы способны лишь на кулачную расправу? Эх вы! Александр Егорович — наш старший товарищ по школе. Почему мы советуемся с Леней по пионерским делам, а не можем посоветоваться с Александром Егоровичем по школьным?

— Можем, можем! — воскликнула Герта. — Глеб, я иду с тобой.

— Боба и я подождем вас у школы, — несмело сказал я. — Как-то всем сразу к заведующему вваливаться неудобно.

— Дело ваше! — иронически усмехнулся Глеб. — Как хотите.

XIV

Вскоре вся школа знала о поступке Левки Гринева. Галина Михайловна, как только он на другой день появился в классе, отправила его домой и велела немедленно привести мать.

Не все одобряли поступок Глеба и Герты, хотя Левку открыто никто под защиту не брал, даже и его компания. Кое-кто считал, что не стоило ходить к Александру Егоровичу и выносить сор из избы. Левку можно было проучить и самим, а теперь плохая слава о группе пойдет гулять по всем школам.

— Ну и пусть говорят о нас плохо! — горячо доказывал Глеб. — Сами виноваты, что позволяем всяким Левкам распоясываться как угодно. Наука всем нам: и пионерам, и непионерам. Пора по-настоящему браться за дисциплину!