Ребята с улицы Никольской - [42]

— Опять у тебя тайны, — обиделся Глеб.

— Не обижайся! Честное пионерское есть честное пионерское.

Третьим уроком по расписанию у нас значилось музо[17]. Вел этот предмет в нашей школе пожилой учитель с печальными глазами Яков Яковлевич. На уроки он неизменно приходил со старенькой скрипкой, под которую мы хором пели. Музо все любили: песни с нами Яков Яковлевич разучивал нетрудные и после математики или физики посидеть спокойно за партой и попеть было одно удовольствие. Правда, Левка Гринев со своими дружками иногда умудрялись портить нам настроение. Вдруг в самом чувствительном месте, когда Яков Яковлевич брал верхнюю ноту, раздавалось мяуканье или завывание. Учитель мрачнел, переставал водить смычком по струнам и, обиженно тряхнув длинными седыми волосами, тихо говорил:

— Я же культурную революцию пропагандирую, а мне саботаж организовывают… Ай-яй-яй, как неприятно! А я, старый музыкант, искренне думал, что в этой группе дети сознательные.

В таких случаях кто-нибудь из нас цыкал на Левкину компанию, а потом, когда в субботу устраивалось групповое собрание, нарушителей прорабатывали, и каждый раз они слезно клялись, что больше не будут.

В нашей группе лишь один Борис умел играть на солидном музыкальном инструменте; то, что Петя Петрин пиликал на гармошке, а Эля Филиппова тренькала на балалайке, в счет не шло. Поэтому Яков Яковлевич относился к Борису с большим уважением и обращался к нему всегда на «вы». Борис от подобной почести не знал куда деваться и не один раз просил Якова Яковлевича не выделять его из коллектива, но учитель оставался непреклонным:

— Вы, Боря, мой собрат по музыке, — разъяснял он. — У меня просто язык не поворачивается сказать вам «ты».

Кое-кто из ребят стал в шутку говорить Борису «вы», на что Парень Семена Палыча искренне сердился.

…Сегодня утром, перед первым уроком, Галина Михайловна, придя в класс, строго, без всяких вступлений заявила:

— Дорогой и любимый Гринев, хватит! Да-да-да! Хватит выслушивать жалобы о твоем поведении. Ты и Денисов все время разговариваете: и учителям мешаете, и товарищам. Я посоветовалась с Александром Егоровичем, и мы решили вас рассадить. Бери, Гринев, свою сумку и устраивайся, пожалуйста, с Зислиным, а Петрин переходи на старое место Гринева.

Левка и его сосед Денисов, сын владельца галантерейного магазина, что-то заворчали себе под нос.

— И не думайте возражать! — нахмурилась Галина Михайловна. — Кроме того, учтите: я два раза повторять одно и то же не люблю.

Галина Михайловна удалилась, стуча каблучками, а Денисов с сожалением посмотрел ей вслед, почесал стриженую голову и со вздохом проговорил:

— Прощай, Лева! В минуты расставания целую твои грязные пятки.

Борису с Петей Петриным не хотелось, конечно, иметь новых соседей, да еще таких, как Левка и Денисов. Но тот и другой прекрасно знали, что, если с ними рядом будут эти молодцы, с дисциплиной на уроках сразу станет лучше. Не начнут же они поддерживать Левку и Денисова во всяких пакостях?

Мы с Глебом искренне сочувствовали Борису и Пете, но, как и они, не осуждали Галину Михайловну за ее распоряжение. Ведь и в прошлые годы в школе первой ступени у нас нередко практиковалось «переселение» недисциплинированных учеников к более дисциплинированным.

— Ну как, Боба, новый компаньон? — спросил я Бориса перед уроком музо.

— Сидит, словно в рот воды набрал, — с безразличным видом ответил Борис. — Ну, а мне от этого компаньона ни холодно и ни жарко.

Но следующий час показал, что Борис ошибался. Видимо, без пакостей сын Ганны Авдеевны жить не мог. В перемену он заговорщицки шептался с Денисовым и с другими дружками и вся их компания радостно хихикала.

— Дети! — торжественно произнес Яков Яковлевич, начиная урок. — Сегодня мы возьмем на вооружение старинную революционную песню «Беснуйтесь, тираны», подготовим ее в честь наступающего десятилетия славного Октября. Внимание, дети! Я вам ее вначале сам исполню.

Яков Яковлевич достал из футляра скрипку, для пробы провел смычком по струнам, откашлялся и бодро затянул старческим, но довольно звучным тенорком:

Беснуйтесь, тираны, глумитесь над нами,

Грозитесь свирепо тюрьмой, кандалами!

Мы вольны душою, хоть телом попраны, —

Позор, позор, позор вам, тираны!

Эту песню я недавно слышал от Евгения Анатольевича Плавинского. Он играл ее на своем пианино и пел по-польски.

— Есть и русский текст, — пояснил он мне. — Но русский текст — творческая переработка польской революционной песни. А создал ее соратник Владимира Ильича Ленина — Глеб Максимилианович Кржижановский, когда в 1897 году был заключен в московскую Бутырскую тюрьму по делу ленинского «Союза борьбы за освобождение рабочего класса».

И вот теперь «Беснуйтесь, тираны» решил разучить с нами Яков Яковлевич. Песня пришлась всем по душе, и обрадованный Яков Яковлевич, положив скрипку на учительский стол, проговорил:

— Сначала, дети, запишем текст. Я продиктую.

Ученики раскрыли тетради, а Левка Гринев, как мы потом узнали, незаметно толкнул Бориса в бок:

— Держись, Борька! Сейчас такой марш-концерт начнется.

Борис удивленно покосился на Левку, а тот продолжал шептать восторженным голосом: