Ребята с улицы Никольской - [15]

Валька не выдержал и признался ей в своей беде.

— Эх ты! — хлопнула его по плечу дворничиха. — Лоб широк, да мозгу мало! Приходи в мою хатку и занимайся с Глебом и с Парнем Семена Палыча сколько душе надобно. Они, пострелята, сознательные, не поленятся с тобой повторить науку, какую утром в школе учили! И дядька Оловянников, собственник недорезанный, знать не будет! Условились?

— Ой, трудно, поди, Галина Львовна? — почесал затылок Валька. — Да если дядя Саня застукает…

— Идти в науку — терпеть муку! — усмехнулась Галина Львовна. — Без муки нет и науки. Вашей покорной слуге пятьдесят минуло, голова седеет, а ничего… учусь.

И Валька, немного подумав, согласился.

— Здорово! — радостно воскликнул я, когда Борис кончил рассказывать. — Как мы сами раньше не догадались? Предлагаю: давайте по очереди с Валькой заниматься! Григорий Ефимович разрешит и к себе приходить. Уверен!

— Григорий Ефимович, конечно, разрешит, — задумчиво ответил Глеб, — да Валька к нему не пойдет: квартира-то Григория Ефимовича напротив. Оловянников разнюхает, скандал организует. Ведь, в конце концов, Валька мог и у каждого из нас бывать.

— Ясно, мог! — поддержал Борис Глеба. — Я, например, приглашаю с удовольствием. Однако Глебушка прав: узнает об уроках Александр Данилович, отправят Вальку назад в деревню.

— Хорошо! — смирился я. — Но все равно я буду забегать к Галине Львовне и помогать вам. И Герта не откажется.

— Добро! — по-взрослому отчеканил Глеб. — Договорились. А теперь топаем к нам на кухню. И опять за сабли. Меня сегодня уже Леня спрашивал, когда мы их принесем.

Леня Диковских, слесарь с фабрики, где работали и моя мать и Николай Михайлович, был нашим отрядным вожатым. Прежняя вожатая Валерия Арсеньевна, строгая девушка с цыганскими глазами, вышла в конце августа замуж за учителя из села Корозниково и уехала из города. А Леня в этот момент оказался свободным, его прежний отряд почти весь приняли в комсомол. Вожатый базы Сережа Неустроев обрадовался, что не надо ломать голову, кем заменить Валерию Арсеньевну, и закрепил нас за Леней.

Первый пионерский отряд организовался в городе еще в 1923 году при Коммунистическом клубе — в здании бывшего общественного собрания, и чуть ли не самым первым пионером стал Леня Диковских. Но губком РКСМ понимал, что один отряд — капля в море. Для создания же новых отрядов требовались руководители-вожатые, и летом на берегу речки Ясной, верстах в пятнадцати от города, возник пионерский лагерь. Лагерь и должен был подготовить из старших ребят вожатых.

Леня рассказывал нам, что по ночам вокруг брезентовых палаток, полученных в подарок от саперного батальона, приходилось выставлять часовых с винтовками и с боевыми патронами. Кулаки из соседних сел не раз грозились поджечь палатки, где живут нехристи с красными галстуками, в трусиках и в широкополых шляпах (широкополые шляпы пионеры отыскали на складе отдела народного образования).

Однажды Леня дежурил вместе с маленькой девчушкой Риммой Хапугиной. Ночь выдалась особенно темная, небо заволокли тучи, ни луны, ни звезд, да к тому же накрапывал мелкий дождик и костер у штабной палатки чуть тлел. Неожиданно в крайних кустах послышался шорох.

— Кто идет? — Леня быстро сорвал с плеча винтовку.

Римма взвизгнула. В кустах никто не отвечал.

— Ошиблись! — обрадованно прошептала Римма, но кусты зашевелились снова.

Не раздумывая Леня выпустил вверх всю обойму. Лагерь поднялся по тревоге… и оказалось, что в кустах сидел всеобщий любимец — пушистый котенок Спирька с полевой мышью в зубах.

— Однако товарищи не смеялись над нами, — рассказывал Леня. — Понимали обстановку. Всякое в ту пору могло быть. Ну а ребятня со всей деревенской округи к нам бегала: помогали и шалаши строить, и спортивные площадки, и погреба для хранения продуктов рыть, а мы учили их из луков стрелять, следы распознавать, вместе купались, загорали, играли, песню «Картошку» пели. Вот мироеды-старорежимники и злились, анонимки подбрасывали, запугивали. Да ленинцев разве запугаешь?

В первом пионерском лагере жило восемьдесят ребят — почти все пионеры нашего города. А осенью, когда возвратились домой, пионерами стали чуть ли не четыреста ребят. Для тех времен, как пояснял Леня, эта цифра была порядочной.

Я сам случайно вычитал весной в каком-то старом журнале за 1923 год похвальную статью о росте пионерских отрядов на Урале. В статье говорилось:

«Детское движение получило здесь широкое распространение; осенью во всей Уральской области насчитывалось четырнадцать тысяч пионеров, из них более половины школьников; постепенно пионерские отряды проникают в деревню; тяга детей к пионерской организации огромная…»

Лишь только Леня появился у нас в отряде, он сразу же предложил:

— Давайте, товарищи, сменим название звеньев? Всерьез рекомендую. На каждой пионерской базе есть и «Красные орлы» и «Красные охотники». К чему обязывают эти названия? Молчите? Предлагаю иное: «Красные летчики» или, скажем, «Мотористы». Как?

Ленино предложение понравилось. Мое звено стало звеном «Красных летчиков», и мы за неделю оформили в клубе целый стенд, посвященный русской авиации. В середине стенда прикрепили портрет знаменитого военлета — уральца Алексея Ширинкина, награжденного за боевые подвиги двумя орденами Красного Знамени.