Реализм с человеческим лицом - [11]
Попадается ли тогда Рорти в ту же самую ловушку, что и Релятивист? Конечно, его взгляды определенно являются более утонченными, чем взгляды типичного Релятивиста. К тому же он часто изменял их в одобряемом мною направлении. Поэтому я не могу быть уверен только в том, какие именно позиции он приготовится защищать. Но я рискну представить ту точку зрения, которой, как я думаю, он придерживается сегодня на основании мозаики из опубликованных работ Рорти.
В работе “Философия и зеркало природы” Рорти делает различие между “нормативным” и “герменевтическим” рассуждениями. Рассуждение является нормативным, когда культура представляет собой соглашение о соответствующих стандартах и нормах. Разговор о столах и стульях является нормативным рассуждением в нашей культуре. Все мы ответим практически одинаково на такой вопрос, как: “Достаточно ли стульев для сегодняшнего ужина?”. Когда же существует неразрешимое несогласие, рассуждение, наводящее мосты между парадигмами, вынуждено быть “герменевтическим”.
Что означает критика принятых культурных норм и стандартов? Думаю, что Рорти ответил бы следующим образом: я могу сказать о критических воззрениях (допускаю, примера ради, что я согласен с данным критиком), что они “истинны”, “более рациональны” и тому подобное, но эти семантические и эпистемологические прилагательные на самом деле будут использованы эмоционально. Я “одобряю” предложения критика, не говоря о том, какими конкретными качествами они обладают. Рорти сам вовлечен в герменевтическое рассуждение (можно сказать в риторику), когда говорит, что его собственные воззрения являются более полезными в философском плане, более содержательными, чем критикуемые им воззрения. Но какова цель его риторики?
Возможно, она состоит в демонстрации привлекательности его позиции: если мы станем рортианцами, мы можем быть более толерантными, менее склонными к увлечению различного рода религиозной нетерпимостью или политическим тоталитаризмом. Это, действительно, оправдывает его риторику. Однако фашист может быть совершенно согласен с Рорти на очень абстрактном уровне. Напомним, что Муссолини поддерживал прагматизм, говоря, что тот санкционирует бездумный активизм.[20] Но если нашей целью является толерантность и открытое общество, не было бы лучшим убеждать в этом напрямую, чем надеяться, что эти убеждения появятся как побочные продукты изменения нашей метафизической картины?
Видимо, Рорти, по крайней мере в большинстве случаев, действительно думает, что метафизический реализм ошибочен, а его собственные воззрения более близки к истине. Конечно, он не может в этом признаться. Но я думаю, что, несмотря на все внешнее оформление, в рассуждениях Рорти сохраняется попытка сказать, что с точки зрения Божественного Видения его (Божественного Видения) не существует.
Для того чтобы завершить эту часть дискуссии, скажу несколько слов о третьем принципе. Он заключается в том, что нормы и стандарты оправдания развиваются во времени. (Четвертый принцип я оставляю для дискуссии в заключительной части данного эссе.) В некотором смысле, “историчность” норм и стандартов является просто жизненным фактом, тем не менее необходимо наличие какой-либо картины того, как изменяются нормы и стандарты. Хотя историк мог бы нарисовать эту картину гораздо лучше, позвольте мне схематично обозначить два важных способа этих изменений. (1) Как постоянно подчеркивал Нельсон Гудмен, нормы, стандарты и суждения по поводу конкретных ситуаций часто конфликтуют. В этих случаях, мы вынуждены обращаться к особого рода философской рефлексии, которую можно назвать реконструктивной рефлексией. Думаю, что значительным вкладом Гудмена было доказательство того, что реконструктивная рефлексия не теряет своей ценности только потому, что мечта о всеобщей и единственной реконструкции нашей системы воззрений является безнадежно Утопичной. Мы можем многому научиться из частичных и даже фрагментарных реконструкций, а также из реконструкции наших воззрений противоположными способами. “Легкое взаимное регулирование” воззрений, норм и стандартов является продуктивным источником их изменений. (2) Существует своего рода петля обратной связи: основываясь на существующих нормах и стандартах оправдания, мы открываем факты, которые сами по себе ведут к изменению в картинах, питающих эти нормы и стандарты (и, следовательно, косвенным образом к изменению самих норм и стандартов). Примерами тому являются открытие аномальных явлений, ставшее источником последующих за ньютоновской физикой теориям – относительности и квантовой механики, и открытие пост-ньютоновских методологий, сопутствующих этим теориям.
Принцип, обсужденный выше (и являющийся третьим в моем списке), говорит о том, что нормы и стандарты являются историческими объектами, т е. они развиваются и изменяются во времени, а пятый и последний принцип – о том, что наши нормы и стандарты могут быть
Какую форму может принять радикальная политика в то время, когда заброшены революционные проекты прошлого? В свете недавних восстаний против неолиберального капиталистического строя, Сол Ньюман утверждает, сейчас наш современный политический горизонт формирует пост анархизм. В этой книге Ньюман развивает оригинальную политическую теорию антиавторитарной политики, которая начинается, а не заканчивается анархией. Опираясь на ряд неортодоксальных мыслителей, включая Штирнера и Фуко, автор не только исследует текущие условия для радикальной политической мысли и действий, но и предлагает новые формы политики в стремлении к автономной жизни. По мере того, как обнажается нигилизм и пустота политического и экономического порядка, постанархизм предлагает нам подлинный освободительный потенциал.
Жизнь — это миф между прошлым мифом и будущим. Внутри мифа существует не только человек, но и окружающие его вещи, а также планеты, звезды, галактики и вся вселенная. Все мы находимся во вселенском мифе, созданным творцом. Человек благодаря своему разуму и воображению может творить собственные мифы, но многие из них плохо сочетаются с вселенским мифом. Дисгармоничными мифами насыщено все информационное пространство вокруг современного человека, в результате у людей накапливается множество проблем.
Целью данного учебного пособия является знакомство магистрантов и аспирантов, обучающихся по специальностям «политология» и «международные отношения», с основными течениями мировой политической мысли в эпоху позднего Модерна (Современности). Основное внимание уделяется онтологическим, эпистемологическим и методологическим основаниям анализа современных международных и внутриполитических процессов. Особенностью курса является сочетание изложения важнейших политических теорий через взгляды представителей наиболее влиятельных школ и течений политической мысли с обучением их практическому использованию в политическом анализе, а также интерпретации «знаковых» текстов. Для магистрантов и аспирантов, обучающихся по направлению «Международные отношения», а также для всех, кто интересуется различными аспектами международных отношений и мировой политикой и приступает к их изучению.
Михаил Наумович Эпштейн (р. 1950) – один из самых известных философов и теоретиков культуры постсоветского времени, автор множества публикаций в области филологии и лингвистики, заслуженный профессор Университета Эмори (Атланта, США). Еще в годы перестройки он сформулировал целый ряд новых философских принципов, поставил вопрос о возможности целенаправленного обогащения языковых систем и занялся разработкой проективного словаря гуманитарных наук. Всю свою карьеру Эпштейн методично нарушал границы и выходил за рамки существующих академических дисциплин и моделей мышления.
Люди странные? О да!А кто не согласен, пусть попробует объяснить что мы из себя представляем инопланетянам.
Основой этой книги является систематическая трактовка исторического перехода Запада от монархии к демократии. Ревизионистская по характеру, она описывает, почему монархия меньшее зло, чем демократия, но при этом находит недостатки в обоих. Ее методология аксиомативно-дедуктивная, она позволяет писателю выводить экономические и социологические теоремы, а затем применять их для интерпретации исторических событий. Неотразимая глава о временных предпочтениях объясняет процесс цивилизации как результат снижающихся ставок временного предпочтения и постройки структуры капитала, и объясняет, как взаимодействия между людьми могут снизить ставку временных предпочтений, проводя параллели с Рикардианским Законом об образовании связей. Сфокусировавшись на этом, автор интерпретирует разные исторические феномены, такие как рост уровня преступности, деградация стандартов морали и рост сверхгосударства.