Разводящий еще не пришел - [35]

— Нажимай сильнее!

— Книжка интересная. Какой-то поляк написал... Любила она Христа, как помешанная...

— Нажимай, говорю!

— А он чудак, Христос-то, точь-в-точь как наш тамбовский. Туман все пускал ей в глаза...

— Сильнее, сильнее, Костя.

— А пошел ты к черту! — вдруг возмутился Цыганок и, бросив мочалку, присел на край топчана. — Я тебе не банщик.

— Готов уже, выдохся?! — упрекнул Цыганка блондин. — Волошин! — позвал он кого-то. — Иди сюда. Сейчас проверим. Болтаешь ты, Костя, и сам не знаешь что. Я с ним не раз беседовал.

— Ты же агитатор, Околицын, перед тобой он как рыба.

Из облака пара вынырнул Волошин. И этого солдата Громов узнал. Лицо его — веснушки на щеках, грустные, полусонные глаза — запомнилось еще там, в строю, на инспекторском опросе.

— Я, что надо? — держа шайку ниже пупа, сказал Волошин.

— Ты про Марию Магдалину читал книжку? — спросил Околицын.

— Читал? — повторил Цыганок.

— Про какую такую Малину?

— Не Малину, а Магдалину, — поправил Околицын. — Про ту, что в Христа влюбилась.

— Глупости, — отмахнулся солдат и отошел в дальний угол.

— Чего же ты врал: крестик на шее! — вдруг набросился Околицын на Цыганка, который повернулся к Громову, округлив глаза, схватил свою шайку и побежал в парную.

Громов заинтересовался Цыганкой. Выждав немного, он направился в парную. Здесь, в густом, почти сухом пару было трудно различить людей. Подполковник лег на верхнюю полку. Кто-то хлопнул его по спине и воскликнул:

— Эх, Саня, чуть я сейчас не влип. Хотел выругаться, глядь — новый командир полка сидит с шайкой в руках... Я и прибежал сюда.

Никто Цыганку не ответил, и он, помолчав, заговорил о другом:

— Завтра выходной. Имею шансы к колхозным девчатам сходить. Сапоги новые будут. Я с командиром полка подружился.

— Фью! — кто-то свистнул над ухом Громова. — Интересно, каким образом?

— Хороших, толковых солдат быстро замечают, — продолжал Цыганок. — Утром сопровождал его в артмастерские. Иду рядом и беседую вот так, как с вами. Он мне вопрос, я ему ответ. Конечно, говорю, товарищ подполковник, полк можно сделать отличным. Они же, все командиры, бедные мученики, сна лишаются, когда среди подчиненных появляется шляпа, из-за которой чаще всего попадает командирам. Но он — новенький, какой резон хватать шишки за упущения полковника Водолазова. Я. конечно, изложил подполковнику свой план укрепления воинской дисциплины. Перво-наперво, говорю, откройте нам чайную с бутербродами, мы тогда не будем в самоволку ходить. Во-вторых, говорю, — ты, Саня, не обижайся, — агитаторы у нас плохо работают, читают нам не то, что надо солдату. Тут командир полка пожал мне руку и сказал: «Молодец, Цыганок, светлая у тебя голова!» Потом посмотрел на мои рыжие сапоги: «Пора, говорит, их заменить». Приказ передал Рыбалко выдать новые.

— Вот же врет! — раздался голос с нижней полки.

— Конечно, вру, — захохотал Цыганок. — Дело было совсем не так. Действительно, я сопровождал подполковника до артмастерской. Иду впереди и прихрамываю, думаю, заметит командир полка и поинтересуется. Так и получилось. «У вас что с ногой?» — спрашивает. «Сапоги сильно жмут, — отвечаю. — Нет мочи, горит нога, только из ремонта получил». — «Передайте, говорит, мое приказание старшине, чтобы выдал сегодня новые». Рыбалко аж посинел, когда я ему сейчас в предбаннике передал это приказание. Но обещал вечером заменить. Только боюсь, всучит БУ, старик прижимистый... Санька, ты что молчишь, давай похлестаемся...

Громова давно душил смех, и он не выдержал, захохотал, поднимаясь. Пар к этому времени порядком поредел, и Цыганок, узнав командира, кубарем скатился вниз. На ходу опрокинул чью-то шайку, выскочил в предбанник.

— Куда ты так рано выскочил? Марш обратно! — закричал на него Рыбалко.

— Думал, Околицын, а это он, новый командир полка... Я его по спине два раза... Вот не везет, — быстро одеваясь, сокрушался Цыганок.

— Командира?! — ахнул старшина. — С ума сошел. Погоди же, вот я за тебя возьмусь, и в голом виде будешь разбирать, где командир, а где Околицын! Марш в казарму! — прикрикнул он на солдата.

— Как помылись, товарищ командир? — спросил Рыбалко у Громова, когда тот оделся и вышел из-за ширмы.

— Хорошо. Баня отличная. — Подполковник направился к выходу, но вдруг остановился, будто что-то собираясь сказать старшине. «Не пронесло, — затревожился Рыбалко. — Чертов болтун, без художеств ни шагу!» — ругнул он в душе Цыганка, ожидая, что командир сейчас напомнит ему о «фокусах» солдата. Но Громов хотел спросить о катках, однако, вспомнив, с каким предостережением старший артмастер показывал ему чертежи, не решился, подумал, что лучше поговорить со старшиной в другой раз, в более подходящем месте. И он повторил: — Да, да, баня замечательная, товарищ старшина. И солдаты понравились мне: веселый народ.

...Вечером Рыбалко, меняя сапоги Цыганку, попытался уточнить, что же солдат «отмочил» в бане. Цыганок натянул сапоги, притопнул ногами, пробуя обувь, и, пропустив мимо ушей вопрос Рыбалко, сказал:

— Вот теперь в самый раз, товарищ старшина. Солдат без новых сапог — не солдат. Теперь мне не хватает только увольнительной записки, а то хоть сейчас в колхозный клуб, к девчатам, на танцы.