Разводящий еще не пришел - [18]

собирался поступить в академию. Где сейчас, не знаю». «Он не таков, чтобы прощать». «Он особенный, в этом я крепко уверена». «Он не виновен, что я оказалась одна». Лишь совсем недавно, по настоянию Бородина, Наташа поведала причину, побудившую ее уехать от мужа, а по ее словам — бросить и бежать, скрыв от него беременность. Об этом она рассказывала долго, жестоко ругая себя.

Ее мать — депутат городского Совета. Наташа, будучи студенткой третьего курса строительного института, влюбилась в него, курсанта артиллерийского училища. Когда он окончил учебу, они поженились. Мать не разрешила брать его фамилию, ибо Гурова — фамилия известная. Служил он у черта на куличках. В гарнизоне ни квартиры, ни воды, ни театров. Мать в письмах умоляла бросить все, уехать. Наташа не выдержала, поддалась материнским уговорам... Закончила учебу в институте и вот отважилась поехать с сыном в Нагорное на стройку. «Мать я возненавидела, она отняла у меня его. И себя я ненавижу. Я поступила жестоко, он любил меня. Ошибку исправить невозможно, да и зачем? От него ни одного письма, значит — отрезал, и правильно поступил».

Когда Бородин в тот вечер попытался смягчить ее рассказ тем, что надо найти его, как-то уладить дело, она воскликнула: «Разве вы, Степан Павлович, не мужчина, разве вы не так поступили бы!» Голос ее был сухой и резкий, и Степан понял, что, если бы он возвратился к ней, она, пожалуй, возненавидела бы этого человека только за то, что простил ее.

— Я думаю, вас не удивит, если скажу: полковник Водолазов Михаил Сергеевич — мой родной дядя, — сказала Наташа таким тоном, будто Бородин давно знал об этом и сообщает она только для того, чтобы как-то продолжить начатый разговор. Бородин не отозвался, да едва ли он услышал, что она сказала: в эту минуту Бородин мысленно сравнивал ее с покойной женой. Чем-то Наташа напоминала Катю — не то голосом, звонким и чистым, не то внешностью: прямой, Катин, нос, чуть вздернутые уголки губ (людям казалось, что Катя улыбается, когда она вовсе не улыбалась); всегдашняя жизнерадостность была дана ей самой природой, как родинка на лице: смейся, плачь, негодуй или страдай — ничто не устранит это пятнышко. Так вот и у Гуровой — даже когда она ругала себя за жестокость по отношению к нему, лицо ее светилось доброй улыбкой...

— Вот видите, вас это не удивило. Выходит, что вы знали. — Наташа открыла маленький шкафчик, стоявший рядом со столом, и, сидя, начала брать оттуда посуду. Звон стаканов, чайных ложечек пробудил Бородина.

— Что вы сказали? — спросил он, слегка наклоняясь вперед.

Она поняла, что он не слышал, повторила:

— Говорю, что у меня в Нагорном много знакомых...

— Я знаю кого-нибудь из них?

— Знаете... например, полковника Водолазова Михаила Сергеевича. Это мой родной дядя, брат матери...

— Полковник Водолазов?

— Да, Водолазов...

— Он же мой командир! — воскликнул Бородин.

Она поспешила:

— Я слышала, дядя рассказывал о вас, но он не знает о нашем знакомстве, — добавила Наташа и, о чем-то подумав, предложила: — У меня есть сухое вино, будете пить? «Тетра», вчера купила. — Она поставила на стол небольшую вазу с яблоками и конфетами. — Другой закуски нет, питаюсь в столовой, Алеша в детском садике... Я не пью, но сегодня немного выпью. За ваши успехи и счастье, Степан Павлович. — Она поднесла стакан, некоторое время смотрела на него, словно собиралась что-то сказать, но, ничего не сказав, отпила немного, села рядом с Бородиным, положила руки на стол. — В двенадцать часов я должна быть на стройке. Мы обязались к лету сдать главный корпус, сейчас работаем в две смены. Уже поступает оборудование, приходится спешить, сроки подгоняют...

— Вам здесь нравится? — спросил Бородин и сразу стушевался: этот вопрос он задавал уже несколько раз.

Но она, взяв яблоко, ответила:

— Я очень люблю свою работу, Степан. Очень! Иногда мне кажется: вот-вот что-нибудь сделаю не так, допущу брак, и меня уволят... В такие минуты делается страшно, ведь в работе — смысл жизни человека. Это не фраза, это мое глубокое убеждение. — Она умолкла. Бородин вспомнил лейтенанта Узлова. Не потому ли этот молодой офицер написал рапорт об увольнении из армии? Ведь он, по существу, не имеет должности? Дублер — что это за должность, никакой ответственности, работает на подхвате у лейтенанта Шахова...

— Хотите посмотреть мой участок? — Не дожидаясь ответа, Наташа взяла чертеж, развернула его на столе. — Вот видите, блоки, их несколько штук. Они составляют главный корпус. Здесь будет установлено уникальнейшее оборудование. — Она наклонилась так, что волосы касались щеки Бородина. Он почувствовал крепкий запах духов.

— Наташа, — не сказал, а лишь пошевелил губами Бородин. — Ты молодец, — уже громче произнес он и положил руку на ее плечо.

— Степан, — выпрямилась Гурова, — не надо... Идемте на улицу... Проводите меня на стройку...

Они вышли. На улице было тихо, темно. Он взял ее под руку, чувствуя, как она покорно прижалась к нему.

IX

Рыбалко все пристальнее наблюдал за Цыганком: поведение солдата на физической зарядке не выходило из головы. В артиллерийском парке старшина заметил, как Цыганок, чистя ствол орудия, едва держал в руках банник, а затем передал его Волошину: «Давай. Пашенька, потрудись, бог тебе поможет». И тот безропотно кряхтел, пока командир орудия сержант Петрищев не остановил Волошина. Изучали правила перевозки боеприпасов, и тут Цыганок пытался увильнуть от работы. «Ну, взяли, понесли!» — поторапливал он Волошина, стараясь только держаться за тяжелый ящик...