Развод - [32]
22.45
Мы с Джимом сидим в «Кувшине эля». Прозвучал сигнал приема последних заказов. Джим вывалил на стол содержимое своих карманов: три автобусных билета, скомканные бумажные носовые платки, обертка от жевательной резинки, старые театральные билеты, немного мелочи. Я проделала то же самое с содержимым моей сумочки, и к кучке предметов на столе добавились несколько чеков, наше с Джимом фото, сделанное в фотобудке универмага «Вулворт», гигиенические салфетки, губная помада, ароматизатор для губ и немного мелочи.
— Все выглядит настолько по-студенчески, что не может не угнетать, — говорю я, тщательно пересчитывая медные монеты на столе и пытаясь набрать необходимую сумму, чтобы мы могли заказать еще по стаканчику. Я беру пачку сигарет и заглядываю внутрь. Там всего одна сигарета. — И сигарета всего одна осталась! — восклицаю я в отчаянии.
— Зато избыток патетики в твоих словах, — добавляет Джим.
— Я чувствую, как уходит время, — говорю я, зажигая сигарету. — Мои подруги, которые сразу же пошли на курсы подготовки преподавателей, только что закончили обучение; все те, кто записался на прохождение дополнительных послеуниверситетских программ, уже заканчивают первый год работы. Даже Джейн работает в одном из подразделений Би-би-си.
— Ник бросил свою временную работу и перешел в строительную фирму, которая сейчас сооружает новый торговый центр, — произносит Джим, поднимая два двухпенсовика со стола.
— А мы что? Я все еще корплю в компании «Кенуэйс», ты пыхтишь в своем «Революшн». — Я поднимаю со стола несколько двадцатипенсовиков. — Кажется, все ушли далеко вперед и только мы с тобой так и застыли на месте. А знаешь, что во всем этом хуже всего?
— И что же?
— То, что мы уже не считаемся молодыми специалистами.
— А кто же мы тогда?
— Старые новички.
Джим смеется:
— Ты слишком склонна к мелодраме, деточка. Честно говоря, у нас еще есть время, чтобы не волноваться из-за того, что кто-то обошел нас в карьерной гонке.
— Этим летом на горизонте появятся специалисты нового выпуска. Целая куча новых выпускников начнет охоту за рабочими местами, которые нужны нам. Это в добавление к тем, что закончили до нас. По правде сказать, годовое кругосветное путешествие или работа в книжном магазине или в магазине грамзаписей после окончания учебы будет положительным фактором, который может заинтересовать работодателя, который прочтет об этом в твоем или моем заявлении о приеме на работу. Фактически, это даже нам на руку. Но если мы упустим еще и следующий год… это уже будет выглядеть совсем не так хорошо, согласен? — Я смотрю на горсть серебряных монет, которые стараюсь и все еще никак не могу сложить в стопку и сосчитать. Получилось, что у нас один фунт и сорок пять пенсов. — У тебя есть какие-нибудь мысли о том, что нам делать дальше?
— Ну… если у нас достаточно денег, то, может, закажем еще по кружке «Карлинга», — отвечает Джим.
— Ты же знаешь, что я имею в виду совершенно не это. Я говорю… ты же знаешь о чем… о твоей жизни.
— Не врубаюсь.
— Я думаю о том, чтобы вернуться в университет и получить степень магистра по английской филологии. Я уже разговаривала с некоторыми из моих прежних преподавателей, один сказал, что в октябре для меня, возможно, будет место.
— Опять учиться? А чего ради?
— А того ради, что я не знаю, чем хочу заниматься. Но степень магистра наверняка гораздо больше украсит мой послужной список, чем запись: «Работала в книжном магазине, потому что люблю читать».
Джим смеется:
— Первые двадцать три года моей жизни я никогда не думал о карьере, да и не стремился ее сделать, а теперь вдруг самым важным в мире оказалась именно карьера. Все мои познания в этой области сводятся к тому, что я не хочу быть бухгалтером.
— А кто тебя заставляет им быть?
— Мой отец бухгалтер. Его отец тоже был бухгалтером. Почти все мои однокурсники сейчас стажируются на дипломированных бухгалтеров, экономистов, финансовых консультантов или менеджеров по производству.
— Ну а что на самом деле привлекает тебя?
— Я не знаю. Но, в общем-то, я доволен нынешним положением дел, думаю, что и дальше буду делать то, что делаю сейчас.
Я высыпаю собранные со стола деньги Джиму в ладонь, и он смешивает их с теми, что есть у него.
— Как раз на пинту и полпинты, — печально произносит он.
— Я больше и не хочу, — говорю я.
— Я тоже, — машет рукой Джим. — Пойдем домой.
Понедельник, 13 июня 1994 года
19.30
Мы с Элисон стоим в очереди в кинотеатр «Одеон», где идет фильм «Четыре свадьбы и похороны»[35].
— Я решил, что буду делать, — говорю я Элисон, а она роется в кармане, отыскивая дебетовую карту[36]. — Я намереваюсь открыть магазин звукозаписей.
— Идея хорошая, — отвечает Элисон.
— Я подумал, что уж если сам не могу создавать записи, так буду по крайней мере торговать ими. Уже и название придумал — магазин грамзаписей «Кэптен Мэгнет». Но такое название слишком трудно произносить, поэтому я думаю, что лучше будет назвать его «Джимми Джимми Диски». — Элисон смотрит на меня пустыми глазами. — Просто мне пришла на ум песня «Джимми, Джимми» группы «Андертонс», — поясняю я.
— Ага, — произносит она в замешательстве.
Временная малодоходная работа грозит стать постоянной, редеющие волосы вгоняют в депрессию, а не предъявлявшая никаких претензий подруга хочет быть женой и матерью… Даффи понимает, что его взросление явно затянулось и пришло время делать выбор — сейчас или никогда.
Действие романа уложилось в один уикенд — с вечера пятницы по утро понедельника. За это время герой успел справить свой день рождения, получить лучшие в своей жизни подарки, безжалостно вырвать из сердца старую любовь, влюбиться вновь (в незнакомую девушку, после двухчасового телефонного разговора с ней), опять разлюбить и влюбиться в третий раз — теперь уже окончательно. Кроме того, герой много курит, чувствует, что жизнь не удалась, и ворует сладости в итальянском магазинчике. Словом, читателю будет над чем посмеяться.
«Скоро тридцать» — это рассказ о тех, кто родился в конце 60-70-х гг. XX века. Профессионалы, интеллектуалы — этих людей объединяет общее стремление к самоопределению. Что означает быть взрослым? Нужны ли мне отношения и какие? Семья. Друзья. Музыка, одежда, которая мне нравится. Хорошее ли чувство ностальгия?
В жизни благополучного музыкального журналиста Дейва Хардинга наступает черная полоса: его жена теряет ребенка, закрывается журнал, в котором он работает… Дейв устраивается в журнал для девочек-подростков, где с успехом разрешает проблемы, терзающие юных читательниц. Но письмо от тринадцатилетней Николы, считающей себя его дочерью, ставит неразрешимую проблему перед ним самим…
Сделав христианство государственной религией Римской империи и борясь за её чистоту, император Константин невольно встал у истоков православия.
Эта повесть или рассказ, или монолог — называйте, как хотите — не из тех, что дружелюбна к читателю. Она не отворит мягко ворота, окунув вас в пучины некой истории. Она, скорее, грубо толкнет вас в озеро и будет наблюдать, как вы плещетесь в попытках спастись. Перед глазами — пузырьки воздуха, что вы выдыхаете, принимая в легкие все новые и новые порции воды, увлекающей на дно…
Ник Уда — это попытка молодого и думающего человека найти свое место в обществе, которое само не знает своего места в мировой иерархии. Потерянный человек в потерянной стране на фоне вечных вопросов, политического и социального раздрая. Да еще и эта мистика…
Футуристические рассказы. «Безголосые» — оцифровка сознания. «Showmylife» — симулятор жизни. «Рубашка» — будущее одежды. «Красное внутри» — половой каннибализм. «Кабульский отель» — трехдневное путешествие непутевого фотографа в Кабул.
Книга Сергея Зенкина «Листки с электронной стены» — уникальная возможность для читателя поразмышлять о социально-политических событиях 2014—2016 годов, опираясь на опыт ученого-гуманитария. Собранные воедино посты автора, опубликованные в социальной сети Facebook, — это не просто калейдоскоп впечатлений, предположений и аргументов. Это попытка осмысления современности как феномена культуры, предпринятая известным филологом.
Не люблю расставаться. Я придумываю людей, города, миры, и они становятся родными, не хочется покидать их, ставить последнюю точку. Пристально всматриваюсь в своих героев, в тот мир, где они живут, выстраиваю сюжет. Будто сами собою, находятся нужные слова. История оживает, и ей уже тесно на одной-двух страницах, в жёстких рамках короткого рассказа. Так появляются другие, долгие сказки. Сказки, которые я пишу для себя и, может быть, для тебя…