Разумное животное. Пикник маргиналов на обочине эволюции - [20]

И далее Эйдельман воссоздает ход этого гипотетического диспута, напоминая: вы не имеете права прибегать к аргументам, которые были попросту неизвестны в середине позапрошлого века. Скажем, о рудиментах и атавизмах вы говорить можете, а вот о синантропе, яванском человеке или гейдельбергской челюсти — извините, нет, поскольку эти предметы еще не выкопаны из земли. Я не стану приводить обширных цитат, а коротко перескажу суть. Поверьте, это весьма поучительный диалог.

Итак, набрав в грудь побольше воздуху, вы провозглашаете, что человек произошел от обезьяны. Вас, разумеется, просят обосновать столь ответственную теорему. Вы напрягаете память и говорите о большом сходстве в строении скелета, зубов, внутренних органов, о менструальном цикле высших приматов и близости эмбрионов, но вот о крови по условиям игры вынуждены молчать, так как группы крови будут открыты Ландштейнером только в 1900 году. Равным образом вы не имеете права щеголять такими терминами, как хромосомы, гены и молекула ДНК. Вы обязательно напомните оппоненту, что обезьяны умеют смеяться, стыдиться и обманывать, но умолчите об интереснейших опытах с приматами Келлера, Ладыгиной-Коте, Гарднеров и Примака.

Вас вежливо поблагодарят за исчерпывающий перечень общих для обезьян и человека признаков и ядовито заметят при этом, что вы не первый обратили внимание на поразительное сходство двуногих и, так сказать, четвероруких. Давным-давно известно, что нет на свете твари, более похожей на человека, чем обезьяна. «Ну, вот видите, — обрадованно говорите вы, — вы и сами согласны». — «С чем согласен?» — недоумевает ваш оппонент. «Если человек и обезьяна так похожи, это свидетельствует о единстве происхождения, о наличии общего предка, каковым должны быть, по всей видимости, древние человекообразные обезьяны».

И вот тут вас откровенно разделывают под орех. Сначала ваш оппонент извинится перед уважаемой аудиторией за то, что не будет прибегать к таким аргументам, как существование Бога, непреложность Священного Писания, отвратительность самой мысли о том, что венец творения происходит от вонючих безобразных кривляк, и прочая, и прочая, и прочая. Он берется тут же, не сходя с места, предложить поклоннику обезьяны (кивок в вашу сторону) несколько ничуть не менее убедительных теорий, замечательно объясняющих сходство людей и приматов.

1 Когда создавались виды (и человек в том числе), то у Бога (или природы — это как вам будет угодно) мог возникнуть сходный план, дающий в одном благоприятном случае человека, а в другом — обезьяну. Таким образом, эти два существа развивались совершенно независимо друг от друга и не имеют между собой ровным счетом ничего общего.

2 Человек и обезьяна вообще одно и то же, и толочь воду в ступе, выясняя, кто от кого произошел, — занятие бесперспективное. Именно так полагал знаменитый Дени Дидро, который, как вам хорошо известно, ни в Бога, ни в сотворение не верил. Просто однажды на Земле возникло существо, одно племя которого обитало на деревьях (обезьяны), а другое — в джунглях (дикари). Примерно так же рассуждал и великий Линней: поместив всех нас в категорию Homo sapiens (человек разумный), он отвел специальную рубрику и для обезьян — Homo troglodytes (человек дикий).

3 Если уж вы кровь из носу желаете от кого-нибудь происходить, то почему непременно от обезьяны? С точно таким же успехом и обезьяна могла произойти от человека. Представьте на минуту, что какое-то человеческое племя оказалось в неблагоприятных условиях, одичало, деградировало умственно, но зато развилось физически. Такая последовательность событий представляется даже более вероятной, ибо обезьяна по многим параметрам существо куда более совершенное, чем человек. А где это видано, чтобы ловкое и сильное животное превращалось в сравнительно слабое и неуклюжее?

4 Если даже принять схему «от обезьяны к человеку», то все равно остается неразрешимый вопрос: как обезьяна, пусть ловкая, хитрая, сообразительная, сумела перемахнуть пропасть, разделяющую приматов и человека разумного? Ведь она была всего-навсего обезьяной — животным, лишенным разума и не владеющим орудиями труда. Будь она человеком, то сообразила бы, как прыгнуть половчее, но как раз человеком она тогда еще не была — вот в чем загвоздка. Почему, в конце концов, не очеловечиваются современные шимпанзе и гориллы?

Вы чувствуете, что ваше дело швах, и начинаете толковать об ископаемых переходных формах, но тут же спохватываетесь — их еще только предстоит найти. Вы готовы привести кучу аргументов из области генетики и молекулярной биологии, но таких наук еще не существует и появятся они не скоро. Длинная галерея человекоподобных предков неведома вашему оппоненту, он ничего не знает о последних достижениях сравнительной физиологии, не говоря уже о впечатляющих опытах по обучению приматов человеческому языку. Дискуссия заканчивается полным вашим поражением, и развеселившаяся публика расходится по домам.

Для чего затеяно это отступление? А для того, уважаемый читатель, чтобы вы воочию убедились (хотя бы в самых общих чертах), проблемы какого уровня сложности приходилось решать сторонникам теории естественного отбора. И если дарвинизм в конце концов восторжествовал и продолжает успешно развиваться до сего дня, то ей-же-ей, это что-нибудь да значит. Одним словом, все очень непросто, а Дарвин — великий человек. Великий хотя бы уже потому, что никогда не забывал, насколько все непросто.