Разум - [64]
— Сущий ад. Ни минуты покоя, каждый здесь что-то придумывает, строит козни, распускает сплетни, но при этом…
Барышня сохраняет нейтралитет:
— Неужто это так ужасно? Естественно, здесь всякие люди. Кто это был?
Яно машет рукой. С барышней кто-то здоровается, но она умеет разом отбрить приставал. Она вынимает зеркальце и подкрашивает губы. Те, что поздоровались с ней, отходят. Яно продолжает:
— Я не могу понять, почему люди такие завистливые.
Барышня говорит:
— Это наша болезнь. Естественно, нужно уметь различать. Один проявляет свою зависть так, другой — этак. Но по сути это одно и то же. Тут вы правы, я очень хорошо понимаю вас…
— Возьмите, к примеру, такую ситуацию, — говорит Яно, ободренный пониманием барышни, — человек вполне пристойно идет с кем-то в кафе, допустим с коллегой, а уж разговоров не оберешься. Зависть царит повсюду — от министерств до самой что ни на есть захудалой конторы.
— Вы думаете, в других местах лучше? К примеру, в школе? — говорит барышня.
Яно спрашивает:
— Вы что, учительница?
Барышня кивает. Разумеется, мы можем предположить, что она соврала Яно. Пока мы ничего точно не знаем. Яно овладевает собой и представляется:
— Инженер Грс. Ян Грс. Железнодорожный, — и протягивает барышне руку.
Барышня говорит:
— Грета.
И ничего больше. Это имя приводит Яно в романтическое возбуждение, он мечтательно начинает вибрировать голосовыми связками:
— Грета, Грета, Крета, Маргарета, я буду вас называть Рета, хорошо? Рета, вы ничего не имеете против?
Барышня смеется. От смеха она выгибается то вперед, то назад. Она довольна. («Он называл меня Рета, — вспомнит она позже. — Он был потрясающий».) Яно берет ее за руку, смеется, взял он ее руку как бы мимоходом, словно боялся, что кто-то опрокинет ее в этом неустойчивом положении на тротуар, какой-нибудь дурак, что несется на всех парах с ужина. А секундой позже он с серьезным видом изрекает, опустив руки вдоль туловища:
— И еще говорят — нет случайностей. Одна женщина… которая, увы, не была предназначена мне судьбой… мы так понимали друг друга… звалась Рета.
Барышня задумывается. Она понимает его. Ведь и у нее в запасе полно несчастных роковых случайностей. Яно переходит на бодрый тон:
— Но не будем об этом сейчас говорить. Все-таки мы на лоне природы, на отдыхе, мы же не на кладбище, никого не хороним, правда же? Не грустите, Реточка моя. Жизнь собака, а мы ее щенята. Не знаю, кто это сказал, но это совершенно точно.
Барышня спрашивает:
— Вы читали «Жана-Кристофа»[29]?
Яно говорит:
— Он у меня дома. Но знаете ли, у меня нет, в самом деле нет времени для книг. Без сомнения, когда-нибудь прочту его.
Рета настаивает:
— Вы должны его прочесть. Это самая прекрасная книга на свете.
Рета, по всей вероятности, начнет рассказывать содержание книги, продолжит свой рассказ и в кондитерской, где Яно, совсем разомлев, пожалеет, что не назвался музыкантом. Он обстоятельно изучает Ретины ноги и все прочее, чему способствует яркое освещение в кондитерской.
Как расстается эта пара? Крупный режиссер заставит их блуждать по парку или вдоль реки, создаст из этого балет, режиссер средней руки решит все одним махом: наши герои целуются у входа в «Мирамар», Рета ойкает, когда Яно по-мужски прижимает ее. Темнеет, сцену неплохо закончить стрекотом цикады или сверчка.
На второй или на третий день после обеда к столу, за которым сидят Яно, учительница в трауре, лесорубша и Феро Фрущак, подходит одна отдыхающая и предлагает мужчинам — разумеется, вместе с присутствующими дамами — сопровождать на запланированной прогулке ее и сидящих за соседним столиком женщин — смотри-ка, женщины уже улыбаются, — ибо им одним идти в лес страшно.
У Яно свои обязательства, он запускает взгляд в угол, где сидит Рета. Но дамы уже приближаются, хватают Яно за рукав, Фрущак тоже помогает ему подняться — и так группа в полном составе отправляется в лес. Яно без Реты сам не свой, но его задумчивость воспринимается всеми как нормальное состояние порядочного супруга, который оставил дома жену. За столом Яно не утаивает своего семейного положения.
Разговор сосредоточивается на эротике. Яно тащит под руку самую активную и самую агрессивную дамочку, которая явно вознамерилась пережить на курорте приятное приключение. Дамочка говорит:
— Пан инженер, вы были когда-нибудь неверны?
Яно смеется:
— Нет. Никогда. У меня другая натура.
Дамы хохочут. Фрущак говорит со знанием дела:
— Для этого натура не нужна.
Их группа идет по тропинкам, мимо беседок, дамочка Яно то замедляет, то ускоряет шаг, и так и сяк командует им, распоряжается всеми остальными, в том числе и Фрущаком, который безропотно повинуется ей. Навстречу им попадаются и другие группки — о каждой надо сказать что-то вслед.
На каком-то идиотском месте группа отдыхает, сидит, уставившись в долину или на горы, разглядывает деревья, облака, иные женщины вспоминают даже детей и супругов, вспоминают о своих компотах и прочих обязанностях, но как о чем-то отдаленном, что давно позади, как ночной сон.
Дамочка Яно разувается, бросает туфли ему на колени и босая бежит в лес, в рощу. Поначалу никто на это не обращает внимания, но, когда женщина долго не возвращается, Яно спрашивает:
В спальных районах российских городов раскинулись дворы с детскими площадками, дорожками, лавочками и парковками. Взрослые каждый день проходят здесь, спеша по своим серьезным делам. И вряд ли кто-то из них догадывается, что идут они по территории, которая кому-нибудь принадлежит. В любом дворе есть своя банда, которая этот двор держит. Нет, это не криминальные авторитеты и не скучающие по романтике 90-х обыватели. Это простые пацаны, подростки, которые постигают законы жизни. Они дружат и воюют, делят территорию и гоняют чужаков.
Детство – целый мир, который мы несем в своем сердце через всю жизнь. И в который никогда не сможем вернуться. Там, в волшебной вселенной Детства, небо и трава были совсем другого цвета. Там мама была такой молодой и счастливой, а бабушка пекла ароматные пироги и рассказывала удивительные сказки. Там каждая радость и каждая печаль были раз и навсегда, потому что – впервые. И глаза были широко открыты каждую секунду, с восторгом глядели вокруг. И душа была открыта нараспашку, и каждый новый знакомый – сразу друг.
Один из ключевых признаков современной постмодернистской литературы – фантасмагоричность. Желая выявить сущность предмета или явления, автор представляет их читателю в утрированной, невероятной, доведенной до абсурда форме. Из привычных реалий складываются новые фантастические миры, погружающие созерцающего все глубже в задумку создателя произведения. В современной русской литературе можно найти множество таких примеров. Один из них – книга Анатолия Субботина «Мадонна и свиньи». В сборник вошли рассказы разных лет, в том числе «Старики», «Последнее путешествие Синдбада», «Новогодний подарок», «Ангел» и другие. В этих коротких, но емких историях автор переплетает сон и реальность, нагромождает невероятное и абсурдное на знакомые всем события, эмоции и чувства.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
После развода родителей Лиззи, ее старшая сестра, младший брат и лабрадор Дебби вынуждены были перебраться из роскошного лондонского особняка в кривенький деревенский домик. Вокруг луга, просторы и красота, вот только соседи мрачно косятся, еду никто не готовит, стиральная машина взбунтовалась, а мама без продыху пишет пьесы. Лиззи и ее сестра, обеспокоенные, что рано или поздно их определят в детский дом, а маму оставят наедине с ее пьесами, решают взять заботу о будущем на себя. И прежде всего нужно определиться с «человеком у руля», а попросту с мужчиной в доме.