Разрушение храма - [32]

Собственно говоря, именно с этого самого дня и начались в редакции разговоры о том, что к молодым, только что принятым на работу кадрам журналистов надо относиться бережно, чутко, внимательно, по возможности удерживать их от неуместных сатирических образов, что было бы непростительной ошибкой по отношению к будущим судьбам вообще всех молодых журналистов посылать на заграничную работу еще неопытных, не искушенных сложностями жизни людей. Пусть набираются ума-разума внутри страны, пусть сначала проявят себя на внутренних, на советских темах, так как работа за рубежом, в силу недостаточно зрелых представлений нашей послевоенной молодежи о капиталистической действительности, может оказаться для них, для молодых журналистов, просто непосильной и опасной («сгорит» один раз по неосведомленности, сломает себе шею по малолетству на пустяке, и больше уж на такую работу не пошлют), и что вообще во всем, что связано с заграницей, надо ориентироваться на людей старшего поколения, более опытных и искушенных, как это и было раньше (и это было бы справедливо и оправданно), а новые веяния в редколлегии, которыми, кстати сказать, члены редколлегии уже успели «заразить» и главного редактора (посылать, мол, за рубеж только молодых — пусть набираются опыта в непосредственном общении с капитализмом), — эти веяния скоро пройдут, улягутся, как проходит всегда вообще всякая мода (сколько таких новых «веяний» приходилось встречать и провожать на своем веку).

Все эти разговоры и мнения, плюс собственные размышления о непохожести работы в газете в Великих Луках на работу в газете в Москве, плюс болезненная беременность жены — все это, вместе взятое, все больше и больше укрепляло Курганова в мыслях о том (скорее в настроениях, чем в мыслях), что вопреки прекрасному впечатлению, которое он произвел на членов редколлегии, ему, Курганову, ехать на работу в Африку не придется. Пока не придется.

Одним словом, события развивались так, что необходимо было что-то предпринимать. Нельзя было и дальше во всем полагаться на судьбу (родит, мол, жена, а там посмотрим). Судьба и так была слишком щедра к Курганову в тот 1953 год, «подарив» ему для производственной практики прекрасный город Великие Луки (в другом городе, среди других людей ничего бы могло и не произойти).

Да, нужно было что-то решать. Нужно было рубить узел топором. Нужно было самому войти в поток хлынувших на тебя неожиданностей и своими собственными усилиями выволочь себя на противоположный берег (эта формула прочно укреплялась в характере Курганова), так как тот берег, по которому ты шел раньше, теперь покинула удача. (Справедливости ради, очевидно, все-таки следует сказать о том, что реальная ситуация в редакции не была уж такой критической, как это казалось тогда Курганову. Просто самолюбие его в то время слишком болезненно обострилось из-за возникших в редакции кулуарных разговоров о его молодости и неопытности.)

Правда, было еще одно обстоятельство, которое не ко времени вносило путаницу и в без тою сложные настроения Курганова. «Ну хорошо, — думал Курганов, — заграница, Африка, пальмы, крокодилы, может быть, даже Бармалеи… Уйдет она от меня навсегда, эта заграница, если я сейчас туда не поеду?.. Никогда я больше за границу не попаду, что ли? Ведь все равно нельзя сейчас ехать из-за жены, из-за токсикоза этого проклятого…»

«Но и оставаться в редакции тоже нельзя, — думал Курганов. — В будущем никого не будут интересовать детали, в будущем будут знать только одно: собирались послать на работу за рубеж и не послали. Значит, не случайно. Значит, что-то есть… И пойдут разговоры, пересуды — еще хуже теперешних… Значит, надо уходить. Значит, надо зачеркнуть Великие Луки. И все то, что произошло со мной в Великих Луках. И все то, от чего пришлось отказаться, через что пришлось переступить ради того, чтобы Великие Луки состоялись… Значит, надо уходить, не попытавшись даже минимально развить свой успех в Великих Луках, который и замечен-то впервые был именно здесь, в этой редакции…»

Уходить. Но куда?.. Брось, не темни, упрекал сам себя Курганов. Ты прекрасно знаешь, куда тебе можно, а главное — хочется уйти. Совсем рядом. Всего-то навсего подняться с первого этажа на второй. И ты давно уже собираешься это сделать… Но что-то мешает. Что?.. Неудобно… Тебя встретили здесь как человека, создали условия… Разговоры? А может быть, ты преувеличиваешь их значение? Может быть, они возникли тогда, когда стало ясно, что из-за жены ты все равно никуда не поедешь?.. Может быть, никто никогда и вспоминать не будет — почему тебя когда-то не послали на работу за границу?.. Может быть, ты возводишь напраслину на своих товарищей по редакции, с которыми вместе работаешь?

«Может быть, — думал Курганов. — Но уходить все равно надо».

12

Да, существование второго этажа вносило большую путаницу в мысли и настроения Курганова в ту весну, когда он, уже работая в крупной московской газете, одновременно должен был заканчивать пятый курс факультета журналистики МГУ и защищать на кафедре теории и практики советской печати диплом на тему «Проблемы типического в советской газетной сатирической публицистике».