Разрушение Дьявольского Акра - [11]

Мы выехали на обочину. Мое распоясанное тело рванулось вперед, ударив по рулю, когда мы перелетели. Один из языков пустоты задел бок машины. Другой сумел пробить стекло со стороны водителя, и когда мы выехали на лужайку для гольфа, которая выходила на окрестности, мы сбили пустоту с ног и потянули ее за собой.

Мы пронеслись по подстриженной траве, сделав широкий полукруг, прежде чем я подрезал колесо и выровнял нас, и слава Богу, слава Эйбу, что это была не обычная старая машина, а та, которую он явно модифицировал, потому что у двигателя было достаточно рычания и сцепления задних колес, чтобы удержать нас на мокрой лужайке, достаточно инерции, чтобы вместо того, чтобы нырнуть носом в канаву, мы перепрыгнули через нее, задние шины хлопнули по ее внешнему краю, прежде чем снова найти сцепление, а затем отправили нас, как выстрел по Сосновой лесной дороге.

Все хорошо, все прекрасно, кроме одного, чего Нур не могла видеть, потому что пустота теперь была чисто вымыта бурей: ее язык был внутри моего окна, обвился вокруг внутренней ручки моей двери. Мы тащили его за собой, тащили по дороге со скоростью сорок-пятьдесят миль в час, и я все еще не чувствовал, как она умирает, я чувствовал только ее ярость.

Этот язык был напряжен и тверд, как сталь. Он не только держался, но и медленно сматывал пустоту с дороги, которая, несомненно, сдирала с него кожу заживо.

Поскольку я не мог придумать ничего другого, я нажал на газ до упора.

— У тебя есть что-нибудь острое? — крикнул я.

Нур в ужасе посмотрела на меня, сразу поняв, почему я спросил. Я молился о приближающейся машине, о чем-то, что я мог бы использовать, чтобы отогнать монстра, но Энглвуд теперь был городом-призраком, и дороги были пусты. Никто, кроме нас, не был настолько глуп, чтобы ехать в самый разгар урагана.

— Только это, — сказала она и снова протянула мне нож для вскрытия писем с бронзовой ручкой: вечно полезный швейцарский армейский нож, тотемная штука, которая не оставляла меня в покое.

Пустота завывала от боли и от усилий подтянуться к моей двери. Я не осмеливался убрать ногу с педали газа, даже когда куски мусора заставляли меня сворачивать по всей дороге.

Я схватил нож для вскрытия писем. Попросил Нур сесть за руль, что она и сделала. Я вонзил нож в язык пустоты. Раз, два, три. Пустая кровь забрызгала меня, черная и горячая. Тварь завизжала, но не отпускала, не отпускала, а потом, когда ей наконец показалось, что она вот— вот достигнет цели…

Моя нога стояла на газу, но глаза были устремлены на пустоту. Я обернулся, увидел брошенный пикап и поваленное дерево, загораживающее большую часть дороги, и нажал на тормоз. Каприс сделал затяжной задний поворот, который почти пропустил пикап, но не совсем, наш хвост соприкоснулся с ним с тряским ударом. Мы продолжали ехать, ветви поваленного дерева обдирали нас, разбивая лобовое стекло и срывая боковые зеркала, прежде чем мы, наконец, сбросили ее и затормозили.

Мы перестали двигаться, но мир все еще вращался. Нур трясла меня, касалась моего лица — она была в порядке, пристегнута ремнем безопасности. Нож для вскрытия писем исчез, вырванный из моей руки, и язык пустоты тоже.

— Она мертва? — спросила Нур, но тут же нахмурилась, словно смущенная своим оптимизмом.

Я повернулся и посмотрел в разбитое заднее стекло. Я все еще ощущал пустоту, устойчиво, но ослабевшую, но не видел ее. Она был далеко позади нас, сбитая с ног при падении.

— Ей больно, — сказал я. — Плохо, я думаю.

По обеим сторонам дороги темнели полосы торговых центров. Впереди в воздухе опасно закрутился сломанный светофор. В другой день я бы развернул машину и поехал обратно, чтобы покончить с пустотой. Но сегодня я не мог позволить себе ни времени, ни риска. Одна пустота, разгуливающая на свободе, была наименьшей из наших забот.

Я нажал на газ. Машина качнулась вперед, нос «каприса» слегка наклонился вниз и влево.

У нас лопнула шина, но мы все еще могли катиться.

* * *

Я не осмеливался ехать на поврежденном «каприсе» слишком сильно, чтобы не рискнуть лопнуть вторую шину и полностью посадить нас на мель. Мы ковыляли на том, что мой дед называл «послецерковная скорость», шатаясь по городу, который я едва узнавал. Это было похоже на конец света: закрытые ставнями магазины, заброшенные парковки, улицы, заваленные мокрым мусором. Светофоры мигали, но никто не обращал на них внимания. Маленькие лодки, пришвартованные людьми в ручьях и каналах, сломали свои швартовы, и на тяжелых волнах их мачты качались, как трясущиеся пальцы.

При других обстоятельствах я бы рассказывал о поездке с Нур, наслаждался бы игрой в экскурсовода в городе, где вырос, наслаждался шансом измерить необычайные повороты моей жизни против прямого и безысходного пути, на который я когда-то, казалось, был обречен. Но теперь у меня не было лишних слов. И надежда, и удивление, которые когда-то вызывали во мне подобные размышления, погасли под удушающим одеялом страха.

Что ждало нас по ту сторону? Что, если Акр уже исчез, а вместе с ним и мои друзья? Что, если бы Каул просто… стер все это?

К счастью, мостик к Игольчатому Ключу не пострадал. К счастью, шторм тоже начал стихать, так что, когда мы поднимались по широкой, хмурой дуге моста, не было никаких внезапных порывов, ничего, что могло бы столкнуть нас через хлипкие перила в Лимонную бухту, эту полосу серого с белыми буйками внизу. Ки-роуд была все еще проходима, хотя и усыпана поваленными ветками, и с некоторым усилием мы смогли пройти мимо закрытых ставнями лавок и старых кондоминиумов, чтобы добраться до моего дома.