Разозленные - [79]

Поддавшись порыву, она отложила щипцы в сторону и тихо проговорила:

— Мне так жаль, что именно вы ее нашли.

— Как сказала Петра, это было давным-давно.

Грейс поняла, что все они перестали есть и уставились на татуированное предплечье Уэйна. Она тоже взглянула и увидела, что ее ладонь лежит на его теплой коже в утешительном жесте, закрывая часть черепа и скрещенных костей.

— Почему я могу прикасаться к вам? — спросила она, медленно подняв руку и поднеся ее к лицу. — Почему я могу прикасаться ко всем вам и не испытывать боли? После инцидента с горничной еще неделю или около того я не должна ни к кому прикасаться.

Лицо Петры выражало понимание.

— Когда ты в первый раз почувствовала жжение?

Грейс хотела было сказать, что она не хочет говорить о прошлом. Но они рассказали ей о себе и имели право знать; она хотела, чтобы они знали.

— В приемной семье, — сказала она, машинально спрятав руки под стол. — На меня… напали. Когда ублюдок прикоснулся ко мне, я как бы… прикоснулась к нему в ответ. Он умер.

Петра спокойно кивнула. Уэйн тоже выглядел беззаботно. Он съел еще один кусочек лазаньи. Лютер сделал глоток пива и молча ждал.

— Сколько тебе было, когда ты сделала того парня? — спросила Петра.

— Четырнадцать, — ответила Грейс, слегка поморщившись от выражения «сделала парня».

— Ты только начала осознавать свой талант, — заметила Петра. — Мозгоправы Общества считают, что травма, полученная в этот период, может серьезно повлиять на твои чувства, а иногда и на всю жизнь. По-моему, шок от нападения и психического толчка, который ты получила, ударив пытавшуюся тебя изнасиловать сволочь, обострил твою чувствительность к прикосновениям.

Лютер посмотрел на Петру.

— Ты разговаривала с психологом Общества?

— После увольнения из агентства мы с Уэйном некоторое время ходили к психологу, — ответила Петра. — У нас были трудности со сном и некоторые другие проблемы. Док многое нам объяснила.

— Точно, — подтвердил Уэйн. — Она сказала, что многие наши проблемы из-за несчастного детства и той работы, что мы делали для агентства. Сказала, что не может нас вылечить, но не даст дойти до самоубийства.

Петра обратилась к Грейс:

— Наверное, у тебя те же проблемы. Из-за приемных семей и событий с парапсихическими штучками.

Грейс сжала руки на коленях.

— События с парапсихическими штучками? Я убила двух человек своей аурой.

— Ну а я использовал винтовку, — сказал Уэйн, отломив еще один кусочек хлеба и потянувшись за ножом для масла. — Не важно, как ты это сделала. Рано или поздно придется платить в плане психики. Похоже, в твоем случае, это невозможность прикасаться к людям.

Грейс замерла.

— Тогда почему я могу дотронуться до Лютера, вас и Петры, не испытывая боли?

Петра улыбнулась. Сверкнула золотая сережка в ее ухе.

— Я не эксперт, но думаю, это потому, что с нами тебе спокойно. Ты знаешь нас, а мы — тебя.

— Выжившие, — вставил Лютер.

— Да, точно, — кивнул Уэйн. — Так или иначе, мы все выжившие. Мы понимаем друг друга. Когда мы вместе, не нужно скрывать правду. Не нужно притворяться, будто у тебя все в порядке.

— Не нужно бояться, — добавил Лютер, наблюдая за Грейс.

Внезапный прилив слез удивил ее. Она моргнула, чтобы не расплакаться, и проговорила:

— Семья.

— Да, — согласилась Петра. — Семья. Можно мне еще кусочек лазаньи?

Грейс улыбнулась ей сквозь слезы.

— Да, — сказала она. — Ешьте, сколько угодно.

— Не говори ей об этом, — быстро сказал Уэйн. — Она съест все подчистую. Нам с Лютером ничего не достанется.

— Хватит ныть, — заявила Петра. — А что если нам включить лазанью в меню «Радуги»? Я чувствую, постоянным клиентам она понравится. Не жареное, конечно, но вкусно.

ГЛАВА 40

После ужина Петра с Уэйном помыли и протерли посуду. Грейс убрала ее в шкаф, а Лютер сделал кофе. Они принесли чашки в гостиную и сели послушать, что нашла Грейс в генеалогических записях.

— Мистер Джонс предоставил мне доступ к секретным данным, — начала она. — Я нашла лишь один документ, в котором, согласно «Джонс и Джонс», значилась певица, убивающая своим голосом.

— Кто? — спросил Лютер.

— Ирен Бонтифорт. Но можно с уверенностью сказать, что это не та сирена, что убила Юбэнкса.

— Почему ты так уверена? — спросил Лютер.

— Бонтифорт была звездой еще в конце девятнадцатого века. Она умерла более ста лет назад. В свое время она была очень известна. Прямо как мороженное «Мельба»[61].

Петра застыла с чашкой в воздухе.

— Она была такой же известной, как «Мельба»?

Грейс рассмеялась:

— Что-то вроде этого. Мороженное «Мельба» было названо в честь еще одной оперной певицы, Нелли Мельба[62]. Так появился персиковый десерт — «Мельба».

— Вот черт, — сказала Петра. — Каждый день узнаю что-то новое.

— Ирен Бонтифорт была абсолютной сенсацией, — продолжала Грейс. — Она объездила все столицы Европы.

Лютер взглянул на нее:

— Эта Ирен Бонтифорт умерла естественной смертью?

— Не совсем так, — сказала Грейс. — Она была замешана в одном из первых дел, расследуемых «Джонс и Джонс». Потому и привлекла мое внимание. Согласно данным, ее подозревали в убийстве одной заменяющей певицы, которая, по мнению Ирен, пыталась ее подсидеть.

— Что такое заменяющая певица? — поинтересовалась Петра.