Разорванная цепь - [93]

— Там что-то интересное?

— Это один и тот же язык. Математика та же.

— Это поможет вам продвинуться в ваших исследованиях?

Погожин склонился к лицу заключенного, впившись взглядом в его глаза. Тот взгляд не отвел. Выдержал эту дуэль, и так же монотонно, почти безразлично произнес:

— Поможет. Но без ключа все это останется бессмыслицей.

— Я дам вам лучших шифровальщиков.

— Это не поможет. Это язык. Это не шифр. У вас есть специалист по языкам инопланетного происхождения?

— Инопланетного? Вы шутите…

Но вид Николая не был похож на вид человека, который только что пошутил.

— А что, это похоже хотя бы на один из земных языков?

— Знаете, Николай Петрович, есть ведь еще неизученные варианты письменности, погибшие цивилизации, наконец.

— Вы серьезно?

Погожин от неожиданности растерялся…

— Как вам сказать… не слишком… конечно… Нет, честно, я не думал об этом в таком аспекте.

— Эти знания превосходят все, что мы имеем на сегодня, я только не могу их расшифровать, пока не могу.

— Ну вот… договорились до главного.

— Смотрите, Николай Петрович, это те самые бумаги. Оригинал. Как вы и хотели.

Арсений позволил себе такой же широкий жест, которым фокусники обычно начинают представление. Жест не произвел на Замятина никакого впечатления, а вот пакет бумаг, появившийся на столе, впечатление произвел. Николай Замятин бережно подобрался к рукописи, стал перелистывать страницу за страницей. Он настолько увлекся этим, что перестал замечать все происходящее вокруг.

— Извините, Николай Петрович. — Вынужден был напомнить о себе Погожин. Впрочем, Замятин всего на секунду оторвался от бумаг, пробормотал что-то невнятное, и тут же уткнулся в те же бумаги.

Арсений Ростиславович Погожин понял, что дальнейшие переговоры с ученым не имеют никакого смысла. Интересно… Почему во время разговора ему показалось, что Замятин абсолютно безумен? Но потом это ощущение прошло. Может быть, именно это ощущение и было самым правильным? Отправить этого безумца на свалку? Он все равно отработанный материал. Погожин задумался настолько, что когда шел к дому даже не замечал ни холодного ветра, ни сверлящих кожу капель почти ледяной воды.

Он оторвался от мыслей про Николая Замятина уже в доме. Пришло сообщение. Арсений рассмотрел план устранения господина Сергеева, внес необходимые, на его взгляд, коррективы и дал добро на проведение уточненного плана в действие. Он отправил документы, потом привычно откинулся на кресло, вытянулся, теперь он чувствовал себя намного лучше. В этот момент появилась домохозяйка, Нина Павловна, она точно знала, что сейчас как раз то время, которое можно использовать на прием пищи. Арсений Ростиславович ее появление воспринял более чем приветливо. Он был чертовски голоден: ранний подъем сделал сегодняшний день слишком длинным. Он даже подумывал о том, чтобы чуток вздремнуть где-то в обеденное время, но сиеста не входила в число его привычек, а своим привычкам Погожин не изменял. Сегодня Нина Павловна баловала своего хозяина кулебякой. На такие произведения кулинарного искусства она была мастерица. К кулебяке она подала клюквенный морс и черный шоколадный мусс на десерт. К русскому меню полагалась еще и водка, но не сегодня. Сегодня Арсений не собирался принимать спиртного вплоть до вечера, ему определенно казалось, что сегодня решится большая часть его самых неотложных дел. Да… надо позвонить Газаряну, узнать, почему эта девка все еще не у него. Но только после еды, все после еды. Арсений с удовольствием съел хороший кусок кулебяки, подумал, брать ли еще кусок, но вспомнил о лишнем весе и решил отказаться. Он был в хорошей форме, но зачем себя подвергать риску? Тем более, его ждет еще и шоколадный десерт.

Арсений закончил кушать, он даже не заметил, как остатки еды и прибор исчезли с его стола. Он все еще пребывал в состоянии задумчивости. Опять же по поводу Замятина: он был уверен, что Николай Замятин гений. Но как на его способностях отразились годы, проведенные в психушке? Разве не правда, что шоковая терапия изменяет способности человека, причем к худшему? Профессор Хвостов считал так же. Впрочем, бывали случаи, когда от электрошока в человеке пробуждались неожиданные таланты. Правда, после еще одной процедуры эти таланты куда-то там исчезали. Профессор считал Замятина отработанным вариантом. Отработанным настолько, что и говорить больше было не о чем. Но был еще и профессор Синельников. Ему было почти восемьдесят пять лет, он уже лет семь не консультировал, жил только на пенсию, ему любое обращение за советом было в радость. Погожин знал Афанасия Рафаиловича Синельникова более двадцати лет. И никогда еще у него не было повода усомниться в компетентности старого специалиста. Это именно Синельников считал, что не смотря на все процедуры, мозг ученого мог выдержать все пытки: и электричеством, и медикаментами. Это был бы редчайший случай, но в практике Афанасия Рафаиловича было несколько случаев, когда никакие медицинские издевательства не меняли мышление пациента ни на граммулинку. И это касалось именно людей с какими-то непонятными особенностями, талантами, которые наш мир не готов был принять.